Никогда еще Темпл не чувствовала себя такой неполноценной. У нее никогда не было детей. Никогда не было религии. Она говорила с Пегги, как неопытный житель обратной стороны Луны. Единственную потерю, которую ей пришлось испытать, это исчезновение Макса.
— Вы когда-нибудь… пытались найти его? — прошептала Темпл.
Пегги покачала головой:
— Я пыталась забыть, как мне было сказано. Я думала, они ненавидят меня. Думала, никогда меня не простят. Я даже потом ужасно злилась на тетю Бландину, которая меня укрывала, и на ее кошек тоже. Она не могла оставить моего ребенка, зато могла снова и снова, годами открывать двери, чтобы взять еще больше кошек. Мы никогда об этом не говорили, а мои родители умерли так скоро после этого события, всего через семь лет. После своей смерти они все оставили ей, тете Бландине. Я думала, что это было… мое наказание. И я не хотела даже поднимать эту тему, не хотела говорить об этом, думать, искать кого-то! Кроме… котов. Но в итоге, я начала их разводить. Не знаю, почему.
— Может быть, кошки стали выходом для вашей тети — способом забыть о ребенке, — сказала Темпл. — А для вас они заменили того, кто бы зависел от вас, — может, для самой Темпл Черныш Луи стал заменой Максу? — Она заботилась о вас, переживала, даже после того, как все закончилось. Ведь это завещание датировано более поздней датой, чем ваша история. Вы были ее единственной наследницей. Она думала о вас. И только потом, как сказала сестра Серафина, она постарела и… немного свихнулась, если можно так сказать.
Пегги прижала завещание к своей груди, точно ребенка:
— Можно я… сохраню его?
— Конечно, только дайте мне сначала сделать копию. Мне кажется, нам нужно вести запись. Я его вам верну.
Встревоженное лицо Пегги выразило открытое несогласие, которое тут же утихло, когда Темпл аккуратно вытащила сложенные листы из ее цепких рук.
— Не рассказывай сестре Серафине, — взмолилась Пегги. — Не рассказывай.
— Нет, конечно, — пообещала Темпл. — Не расскажу. Сама Темпл была не менее встревожена, чем Пегги.
Почему-то она была уверена, что обнаружение этого старого, забытого завещания в корни изменит всякое предположение, которое кто-либо сделал, относительно смерти Бландины Тайлер, включая догадки лейтенанта Молины.
Глава 31 Любопытные признания
Когда Темпл вернулась домой, Луи все еще не было. Зато была Икра. Она развалилась на диване и выглядела очень довольной сама собой.
Темпл развязала шнурки и скинула свои кроссовки, потом села рядом с кошкой и стала поглаживать ее шелковистую голову. Шерсть у Икры была длинная, волоски — тоньше, чем у Луи. Молчаливый образ делал из нее компаньонку для размышлений ничуть не хуже, этого здорового кота.
— Луи ведь не устроил нам бойкот, правда? — громко размышляла Темпл. — Надеюсь, я не слишком выбила его из колеи, принеся тебя сюда.
Икра заурчала, мягко и ровно, совсем не как Луи: порой он был слишком шумным и порывистым. Для беспокойно копошащихся мыслей Темпл это было самое отличное сопровождение.
Какое затруднительное положение! Должна ли она рассказать о находке лейтенанту Молине? Ведь завещание было слишком старым, чтобы как-то повлиять на новое, хотя и могло поставить Пегги под подозрения. Но как бы там ни было, это доказывает, что Пегги была главной наследницей. Несмотря на радостное и даже где-то трогательное удивление Пегги, Темпл не могла перестать думать, что она разыграла свою реакцию, ведь она могла быть в курсе того, что является наследницей еще много лет назад. А это могло бы означать, что она не приняла новое решение своей тети отдать все кошкам, по крайней мере не с тем хладнокровием, которое она пыталась на себя напустить.
Потом была еще причина из давно забытого прошлого Пегги. Темпл запустила палец поглубже в шерсть Икры и нахмурилась. Беременность вне брака все еще не была новостью, о которой можно спокойно кричать на каждом углу, но у забеременевших молодых девушек в наши дни появилось больше вариантов: они могут сохранить ребенка и закончить школу. Они могут сделать аборт, в зависимости от того, где они живут, и если требуется родительское согласие, они его получают. Они могут выносить ребенка и отдать его на усыновление.
Во времена Пегги Вильгельм — в конце пятидесятых — внебрачная беременность была таким ужасным скандалом, особенно в религиозных семьях, что у нее был только один выход: родить ребенка в стыде, позоре и в жесточайшем секрете, а потом отдать его и забыть как можно скорее.
Темпл пнула ногой диван, чем напугала полусонную Икру. Кошка навострила уши и отодвинулась от нее чуть дальше.