Кошачья Свара. Мадрид, 1936 (ЛП)

В тоскливом полумраке зимних сумерек они проехали по улице Браво Мурильо до площади Куатро-Каминос. По мере приближения к конечному пункту попадались всё более многочисленные группы пешеходов, направлявшиеся к месту проведения митинга и занявшие тротуары и даже мостовые. Такси продвигалось всё медленнее и часто резко тормозило, потому что прохожие выглядели так, что клаксон таксист использовать не решался. Наконец, водитель заявил, что больше двигаться не может. В качестве объяснения он сказал, что "не из этих". Энтони расплатился, и они с Пакитой пошли пешком. Когда толпа стала уже весьма плотной, Пакита с силой сжала руку англичанина.

- А это точно не мышеловка? - спросил Энтони.

- Даже если и так, - ответила Пакита. - Уже поздно о чем-либо сожалеть. Или вы боитесь?

- Я боюсь за вас.

- Я вполне способна за себя постоять.

- Эта фраза ничего не значит, просто общие слова, - ответил Энтони, в глубине души оскорбившись, что его приняли за труса. - И кроме того, мне-то ничто не угрожает в любом случае, я британский подданный.

Пакита тихо рассмеялась.

- Это мероприятие запретила полиция, - сказала она. - Так что мы нарушили закон.

- Я скажу, что меня обманули.

- Вот как? В самом деле? - спросила она полушутя, полусерьезно.

Несмотря на кокетливый тон, Энтони вовсе не чувствовал себя уверенным. Он незаметно бросал взгляды направо и налево в поисках полиции, но даже с высоты своего роста не смог заметить никого в форме. Возможно, присутствие вооруженной полиции привело бы к обратному результату, подумал он, или она ожидала, пока все соберутся в одном месте, чтобы устроить избиение. Ну а если полиция не появится, а на нас нападут другие группировки, то кто восстановит порядок? После продолжительных размышлений он пришел к выводу, что полиция наверняка скрывается неподалеку и готова вмешаться при первых признаках насилия. Эта мысль его одновременно и успокоила, и встревожила.

Кинотеатр представлял собой трехэтажное здание. Большие рекламные щиты, обрамлявшие фасад, сейчас были затянуты полотнищами черной ткани, на которых были написаны имена фалангистов, погибших в облавах и уличных перестрелках. Энтони пробежал глазами этот траурный перечень и обнаружил, что растерял последние остатки оптимизма. Двери кинотеатра были распахнуты настежь, и толпа, выстроившись перед ними в длинную очередь, двигалась очень медленно, минуя строгий контроль, состоящий из нескольких молодчиков в голубых рубашках, стремящихся отловить возможных лазутчиков и провокаторов, которые вполне могли затесаться в толпу участников. Всё делалось на полном серьезе и с большой ответственностью.

Энтони и Пакита пристроились в конец очереди и вслед за остальными направились в холл. Там толпа разделилась: кто-то направился прямо в партер, кто-то - в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи. Энтони с Пакитой как раз думали, в какую сторону направиться, когда к ним подошел коренастый смуглый мужчина с напомаженными волосами и тонкими усиками. Он был одет в голубую рубашку с вышитой эмблемой - красное ярмо и стрелы; на поясе у него висела кобура с пистолетом; то и другое давало ему несомненное преимущество. При этом даже нарочито грозный вид, который он весьма старался себе придать, не мог скрыть его очевидной нервозности. Даже не взглянув на англичанина, он обратился к Паките с озабоченным выражением на лице:

- Никто нас не предупредил, что ты придешь, - сказал он.

- Я знаю, - ответила она. - Я здесь инкогнито: сопровождаю одного иностранного гостя.

Распорядитель недоверчиво посмотрел на Энтони. Сдержав удивление, которое вызвали слова Пакиты, Энтони принял равнодушный, почти презрительный вид. Распорядитель отвел взгляд и сказал:

- Пойдемте со мной. Я проведу вас в ложу.

- Нет, - решительно отказалась Пакита. - Он не должен знать, что я здесь. Мы пристроимся в сторонке, где получится. Главное, ничего ему не говори.

- Хорошо, - ответил распорядитель. - Как хочешь. В партере, с краю, есть еще свободные места. Только поторопитесь, скоро их не останется.

Они нашли два свободных кресла в самом конце ряда, недалеко от выхода. Энтони подумал, что это весьма кстати: когда начнется митинг, можно будет потихоньку уйти, не теряя лица в глазах своей спутницы. Однако, с каждой минутой положение становилось всё хуже: народ всё прибывал, свободных мест уже не осталось, ложи и амфитеатр были переполнены; люди стояли даже в проходах.

На сцене стоял покрытый черной скатертью стол. Внизу перед сценой выстроились в ряд молодчики в голубых рубашках с флагами Фаланги. Атмосфера в зале всё больше и больше накалялась. Наконец, после двадцатиминутной задержки, крики в толпе возвестили о приходе трех ораторов. Энтони узнал Раймундо Фернандеса Куэсту и Рафаэля Санчеса Масаса; третий оратор - высокий лысый мужчина крепкого телосложения - был ему незнаком. Англичанин спросил у Пакиты, кто это такой, и та ответила, что это Хулио Руис де Альда, тот самый легендарный летчик, что десять лет назад пересек на гидроплане Атлантический океан, и один из руководителей Фаланги.