Кошачья Свара. Мадрид, 1936 (ЛП)

- Хватит этих глупостей! - воскликнула маркиза де Корнелла. - Аристократия - это символ традиций и консерватизма, но аристократы ведут себя, как им взбредет в голову. У буржуазии есть деньги, у аристократов - привилегии.

Энтони подумал, что это простое и прямо заявление, полностью подходящее и донье Антонии де ла Серда, должен был услышать тупой Гарриго. Но ни об этом, ни о чем-либо происходящем здесь он никогда не мог бы сказать ни единого слова.

- А как же...? - начал он.

- Он? - произнесла Пакита с ироничной улыбкой, которая осталась незамеченной англичанином, поскольку девушка стояла против света. - Он никогда не узнает, если ты ему не скажешь. Я верю в то, что ты настоящий кабальеро, а кроме того, важная часть нашего договора - это то, что твое пребывание в Испании не продлится ни минутой дольше, чем необходимо. Давай не будем терять времени. Я снова сказала, что иду на мессу, и кому-нибудь могут показаться подозрительными мои внезапные приступы религиозности.

Холодный юмор Пакиты был не самым лучшим способом пробудить пыл в англичанине, с другой стороны, от него не укрылась ни абсурдность ситуации, ни пагубные последствия для обоих, бросившихся в эти интрижку не по своей воле. Но эти соображения не могли противостоять физическому присутствию Пакиты в крохотной комнате, чья атмосфера, казалось, наэлекризовалась. Должно быть, то же самое чувствовал Веласкес к жене дона Гаспара Гомеса де Аро, рискнув своим положением в обществе, карьерой художника и самой жизнью, подумал Энтони, отбросив здравый смысл и ринувшись в объятья обожаемой женщины.

Полчаса спустя она подобрала с пола сумочку, вытащила портсигар и зажигалку и закурила.

- Я никогда не видел, как ты куришь, - сказал Энтони.

- Я курю только по особым случаям. Тебе неприятно?

Ее голос слегка запинался, и Энтони послышалась в этом легкая нежность. Когда он захотел ее обнять, она мягко пресекла эту попытку.

- Докурю и пойду, - пробормотала она, устремив взгляд на пятна потолка. - Я уже говорила, что не могу долго отсутствовать. Не говоря уже о полиции: если за тобой следят, то они видели, как я вхожу, увидят, как выхожу, и сложат два и два. Конечно, теперь это уже не имеет особого значения.

Энтони понял значение последней фразы и печального тона, с которой она была произнесена: из-за его отношений с Хосе-Антонио Примо де Риверой, без сомнения, все предосторожности, чтобы избежать слежки, были бесполезны. А также, что в это мгновение все мысли молодой маркизы занимал другой мужчина, и это причинило ему боль, хотя не удивило.

- Мы еще увидимся? - спросил он без надежды.

- Возможно, - ответила Пакита, подчеркивая каждое слово. - Увидимся - да, наверное, увидимся.

С сигаретой в зубах она поднялась и начала одеваться. В это самое мгновение в дверь решительно постучали. У Энтони ёкнуло сердце. Список тех, кто мог оказаться в коридоре, был длинным и кошмарным: жуткий Коля, Хосе-Антонио собственной персоной, капитан Коскольюэла или Гильермо дель Валье. С притворной беззаботностью он спросил, кто там, и в ответ раздался голос Тоньины. Энтони вздохнул с облегчением: ее присутствие было скорее неприятным, чем опасным, и он был уверен, что легко выйдет из положения.

- Это горничная с уборкой, - объяснил он Паките, понизив голос, и громко: - Я занят, приходите позже!

- Я не могу больше ждать, Антонио! - послышался со стороны двери умоляющий девичий голос. - Я принесла ребенка, его нужно перепеленать.

Смущенный англичанин машинально обернулся к Паките, которая закончила одеваться и села на стул, чтобы натянуть чулки. Молодая маркиза пожала плечами и спокойно продолжала надевать чулки и туфли. Закончив, Пакита встала, повернулась и посмотрела в окно. Энтони завернулся по пояс в простыню и подошел к двери. Взявшись за ручку, он остановился, несколько секунд поколебался и сказал:

- Подожди немного.

Он пересек комнату, встал рядом с Пакитой и пробормотал:

- Это долгая и глупая история, но она ничего не значит...

Не глядя на него, Пакита бросила сигарету на пол, раздавила ее ногой и чуть слышно прошептала:

- О Боже, что я наделала? Что я натворила?

Энтони схватил ее за рукав. Она размахнулась и влепила ему пощечину.

- Не трогайте меня, сеньор Уайтлендс! - воскликнула она, направляясь к выходу.

Снаружи истошно завопил младенец. Молодая маркиза открыла дверь и застыла на пороге, уставившись на Тоньину, которая укачивала сына и напевала ему колыбельную. Пакита оттолкнула ее и направилась прочь, надменно печатая шаг. Тоньина, оправившись от изумления, вцепилась в руку англичанина, который бросился вслед за Пакитой.

- Антонио, куда ж ты в чем мать родила!

Энтони в ярости швырнул простыню на пол коридора и бросился назад в номер, бормоча ругательства на своем языке. Ребенок продолжал кричать. Тоньина подобрала простыню, прошла в комнату и закрыла за собой дверь, чтобы посторонние не слышали звуков разыгравшегося внутри скандала. Англичанин, который тем временем поспешно одевался, размахнулся и ударил Тоньину по лицу, выкрикнув при этом:

- Будь ты проклята - и ты, и это твое мерзкое отродье!