Кошачий глаз

– Я предлагаю тебе повышение, Света. С должности кладовщика до должности моего заместителя. Мне ведь по-прежнему нужен помощник. Если согласишься, твоя зарплата станет больше в три раза, а к нынешним обязанностям добавится то, о чем я говорила ранее: работа с клиентами во время моего отсутствия.

Ого! Мне предлагают стать подмастерьем колдуньи?

Какой-то сюрр, ей-богу.

– Тебе наверняка нужно обдумать наш разговор, – продолжала Ольга Сергеевна. – Поэтому я прямо сейчас отпускаю тебя с работы. Погуляй по улицам, попей где-нибудь кофе. Завтра утром скажешь, что надумала и что решила.

Я качнула головой.

– За выходной, конечно, спасибо, но у меня еще много дел. Надо внести в каталог новый заклад, отчет за прошлый месяц оформить… Что же до вашего предложения, то я согласна. Мне у вас уже интересно, а с дискомфортом я справлюсь в процессе работы.

Чарская облегченно выдохнула. Сташек запрыгнул ко мне на колени и ткнулся головой в мою руку. Я улыбнулась и почесала его за ухом.

Фотоаппарат

Он сидел на стуле возле моего стола и смотрел, как я ем куриный окорочок. Его взор был таким пристальным, что мог бы служить наглядной иллюстрацией выражения «заглядывает в рот».

– Ну, и зачем ты тут сидишь?

«Жду, когда у тебя проснется совесть».

– Сташек, Чарская сказала, ты не нуждаешься в человеческой пище.

«И что? Ты тоже не нуждаешься в пирожных, однако ешь их с большим удовольствием. Удовольствие и необходимость – это две большие разницы, Света. Да, моя основная пища не материальна. Но если у меня есть физическое тело, и оно способно чувствовать вкус, – почему бы иногда его не радовать?»

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе кусочек курицы?

«Если можно, два кусочка. Утром я хорошо потрудился и заслужил небольшую награду».

Я усмехнулась. Утром мы все потрудились на славу. Ольга Сергеевна решила преподать мне ускоренный курс молодого бойца, поэтому клиентов мы теперь принимали вместе. Чарская – за столом, Сташек – на окне, я – в углу между шкафом и стеной, делая вид, что оформляю залоговые билеты.

Посетители, как нарочно, шли к нам сегодня чередой – по одному в час, чего лично я здесь еще ни разу не видела. Работа с каждым из них строилась следующим образом: Чарская приглашала клиента в кабинет, слушала его рассказ (при условии, что он желал, что-либо ей рассказать), рассматривала принесенный заклад, а Сташек в это время показывал нам его воспоминания.

Как именно кот это делал, я не понимала – со стороны казалось, что он просто сидит на месте. Тем не менее, в какой-то момент перед нами, будто кадры кинофильма, вставали эпизоды чужой жизни. Их было много, и они сменяли друг друга так быстро, словно мы смотрели это кино в перемотке.

В первый раз поток воспоминаний обрушился на меня, как водопад. От множества ярких картинок зарябило в глазах, а от чужих эмоций сразу заболела голова: радость, печаль, ненависть и восторг смешивались в жуткую парализующую какофонию. От нее хотелось убежать. Как в детстве, спрятаться в глубокий темный шкаф и сидеть в нем до тех пор, пока она не исчезнет.

Из этого сумасшедшего потока требовалось выхватить эпизод, которым можно было накормить ломбард, и я совершенно не представляла, как в этих световых и эмоциональных вспышках можно что-нибудь разобрать.

Чарская, между тем, с этой задачей справлялась. На «кино» она реагировала спокойно, да еще умудрялась рассматривать принесенный заклад и одновременно беседовать с клиентом.

– На самом деле, тут нет ничего сложного, – сказала мне Ольга Сергеевна, когда мы проводили на выход первого посетителя. – Это вопрос привычки. Меня в свое время чужие воспоминания тоже обескураживали. Ничего. Еще два-три человека, и ты разберешься, что к чему.

Она оказалась права. Из «фильма» следующего клиента я уже могла выделить более-менее понятные картинки, а к обеду наловчилась самостоятельно «перебирать» отдельные эпизоды. Иногда у меня появлялось впечатление, будто я переключаю каналы телевизора, только очень быстро, не задерживаясь на одном месте дольше секунды.

К слову сказать, ничего полезного на этих каналах не было. Ольга Сергеевна не нашла ни одного воспоминания, которое бы годилось для «Кошачьего глаза».

Принцип, по которому проходил отбор, был мне не очень понятен. Я знала, что мы ищем что-то мощное, забористое и непременно привязанное к какому-нибудь предмету, однако мои представления о мощном и забористом явно отличались от тех, что были у Чарской.

Ольга Сергеевна невозмутимо слушала клиентов, выдавала деньги в залог на принесенные вещи (первое хранилище благодаря этому пополнилось двумя мобильными телефонами и янтарным колье) и ни разу не предложила принести в ломбард что-то другое. Одной из клиенток Чарская в закладе отказала – та хотела заложить норковую шубу, а у нас не было специального холодильника, в котором ее следовало хранить.

На мой вопрос, почему мы не выкупили у клиентов какое-нибудь воспоминание, Ольга Сергеевна покачала головой.