Пот заливал мне глаза. Плечи ныли. Потом еще и под ребрами закололо.
– Хорошо, – сказал Пабло. – Теперь смотрите за мной.
Как только он начал танцевать, то перестал быть пожилым обрюзгшим мужиком. Энергия разлилась по его конечностям. Даже внушительный живот колыхался в такт музыке. Если румба Йосвани была энергичной и клевой, то Пабло танцевал легко и весело. То он предстал клоуном, скачущим на гигантской ноге, то согнулся и затряс плечами, держа руки за спиной, словно цыпленок-переросток. И все это легко и без каких бы то ни было усилий.
А потом Пабло сказал:
– Твоя очередь.
В румбе колени постоянно расслабленны, и вы раскачиваетесь туда-сюда, как попрыгунчик. Ладно, вам не обязательно выглядеть как попрыгунчик – это моя беда. Но принцип тот же. При каждом шаге ваши колени должны пружинить.
Но есть и другие части базовых шагов. Движения руками. Движения грудной клеткой. Движения плечами. Похоже, до них очередь так и не дойдет.
Мы все приседали и приседали. Снова и снова. Лало с Лилианой давно ушли в свои комнаты. Где-то во время второго часа занятия мальчик снова пришел к нам. Он держался за спиной деда и смотрел на наши с Аной мучения.
Его лицо расплылось в улыбке. Он указал на меня пальцем, согнулся и принялся дергаться вверх-вниз, как пьяная обезьянка. А потом рассмеялся.
Ана фыркнула.
Я замер на полушаге и покраснел.
Пабло повернулся к внуку:
– Ты что делаешь?
Лало чуть пожал плечами.
– Иди к себе. – Пабло пытался говорить строго, но я заметил его добрую улыбку.
Лало побежал прочь.
– Как будто ты можешь лучше, – пробормотал я ему в спину.
Пабло собирался что-то сказать, но осекся. А потом посмотрел на меня с убийственной серьезностью.
– Иди сюда, мальчик, – позвал он через плечо.
Лало снова пришел. Тревога стерла улыбку с его лица.
Пабло включил музыку. Загремели клаве, конги и маракасы.
– Сделай-ка несколько проходок, – попросил он внука.
Лало просиял. Он выбежал в центр комнаты и замахал руками, словно муху отгонял.
А потом вдруг резко выпятил грудь вперед, затряс плечами, как профи. Выставил ногу в сторону, присел на ней, развернулся, и все это с идеальным балансом. Пробежался по полу характерными шагами румбы, с мягкими коленями, взмахивая тонкими руками с грацией крыльев бабочки.
Затем Лало споткнулся и плюхнулся на пол, но никто из нас не засмеялся.
Пабло выключил музыку.
– Если ты выучишь это до отъезда, – сказал он мне, – я назову тебя настоящим танцором.
Помните эти фильмы о боевых искусствах, где старый суровый сенсей сначала превращает твою жизнь в кошмар, но в итоге говорит, мол, хорошо, юный падаван, – и ты понимаешь, что на самом деле он всю дорогу за тебя переживал?
Так вот, похоже, от Пабло мне второй части не дождаться.
Той ночью я лежал поверх одеяла в одних боксерах и не мог уснуть. Гаванская жара не спадала весь вечер. Окна были открыты настежь, но даже малейший ветерок не колыхал занавески. Кондиционера не было. Размеренный ритм сальсы, доносящийся из ресторанов старого города, смешивался с далеким гулом машин.
Йосвани крутился в постели, сопровождая эти движения наполовину придушенными всхрапами. Где-то в час ночи его разбудил грохот проехавшего грузовика. Кузен замер.
Он понял, что и я не сплю, и позвал:
– Эй, Рик!
– Чего?
– Все в порядке?
Конечно, хотел я сказать, в порядке, все отлично… Ну и прочий набор чисто американских уходов от ответа.
– Гавана… очень отличается от Нью-Йорка, – пробормотал я.
Йосвани фыркнул:
– Братишка, ты такой наблюдательный. Может, тебе детективом заделаться?
– А много таких, как Пабло? – спросил я. – Кто работает на туристов и ненавидит это?
– Большинство считает, что им повезло. Представь, как живут те, кто не связан с туристическим бизнесом. Мой друг оббивает плитку со стен брошенных домов и выламывает кирпичи, чтобы продать их на черном рынке. Ютится он в лачуге в Марианао. Иногда питается одним рисом или хлебом с растительным маслом и солью.
– Твоя мама не работает на туристов, – заметил я.
– Нам помогает дядя Элио. Кроме того, она…
– Что?
Я почувствовал, как Йосвани уставился на меня в темноте:
– Слушай, я тебе объясню, но только потому, что ты мой кузен. Но с мамой об этом не говори, хорошо?
– Ладно.
– Видел знак у нас на двери? С буквами КЗР?
– Ага. – Симпатичная эмблема человечка с мечом и щитом цветов кубинского флага. Я думал, это очередная коммунистическая причуда, вроде слоганов на стенах и билбордов, разбросанных по городу. – Что это значит?
– Комитет по защите революции, – ответил Йосвани. – Местная политическая ячейка. Следит за порядком и все такое, но заодно и за тем, чтобы все были правильными коммунистами. Мама – ее глава.
– О!
Это многое объясняло.
– Благодаря деду у мамы есть друзья в армии. Иногда они приходят в гости на Новый год.
– Ясно.
– Не пойми меня неправильно, – продолжил Йосвани, – мама не ярая коммунистка. Просто жизнь на Кубе легче, если у тебя есть нужные знакомства. Именно так тут все и устроено. Мама помогла Бенни получить работу в фирме по доставке продуктов, и он теперь помогает ресторану Элио. Так вся семья и крутится.
Меня осенило.