Кошачий король Гаваны

– Не ешьте здесь. Вам не захочется провести оставшиеся дни отпуска в обнимку с унитазом.

* * *

Еще долго после его ухода мы сидели в кафе, молча пялясь на вазочки с тающим мороженым. Смесь облегчения и страха оставила горький привкус во рту, обида сжимала горло. Когда кофе Вальдеса совсем остыл, мы наконец встали.

Нас остановила официантка:

– С вас пять «куков». – По безразличному голосу было неясно, слышала ли она наш разговор. И ее определенно не волновало, что мы даже не притронулись к мороженому.

Разумеется, мы отдали деньги. Это была плата за то, что какому-то козлу на государственной службе удалось нас запугать.

Машина Вальдеса давно уехала. Ни слова не говоря, мы пошли по пустынной улице в том направлении, откуда приехали. Тяжелый ночной воздух заглушал все звуки. Даже шаги казались глухими, словно тиканье далеких часов. Темные дома и сады вокруг казались безжизненными, словно зона отчуждения в Чернобыле.

Тишина оказалась уместной и соответствовала образовавшейся в голове пустоте. Не умиротворению, а именно пустоте. Разговор с Вальдесом обрушил мой мозг, как современный сайт может обрушить Internet Explorer.

– Сочувствую, – наконец сказала Ана.

– По поводу? – не понял я.

– Ну он же сказал, что нам нельзя возвращаться…

И тут до меня дошло.

Я никогда сюда не вернусь. Никогда больше не увижу Хуаниту, Йоланду и Йосвани, никогда не посещу места, где росла мама, не встречу людей, кто ее знал… никогда больше не пройду по ночному Малекону, не буду танцевать в «Милочо» и не прогуляюсь по Обиспо жарким воскресным днем.

Мне хотелось одновременно смеяться и плакать. Странное ощущение. Словно кто-то вырвал из меня что-то важное и я больше не мог нормально жить.

Не так ли чувствовала себя мама, когда решила взойти на борт корабля, идущего в Майами?

Наверное, Ана догадалась, о чем я думаю, потому что преувеличенно весело сказала:

– Вряд ли это официальный запрет. Может, он просто пытался нас запугать.

– У всего есть свои последствия. Жаль, что я не встретил Рикардо раньше. Тогда бы знал…

Мгновение Ана молчала.

– Ты бы сделал это снова? Если бы Йоланда попросила помочь подруге?

– Ты все слышала. Мы ничего не добились.

– Но сделал бы?

Вот оно. Простой вопрос, но, когда я открыл рот сказать «нет, конечно», слова застряли в горле.

Потому что, когда я подумал о Кубе, на ум пришли не только танцы, но и обветшавшие, полуразрушенные здания повсюду, проститутки на улицах Гаваны, зарабатывающие единственным известным им способом, плохо одетые люди… Я подумал о маме и Рикардо, как они гуляли по Прадо, еще не зная, что их ждет в будущем.

Если я опубликую стихи Рикардо, если напишу посвящение, о котором он просил, рано или поздно ищейки Кастро выйдут через него на меня. На мою семью. И тогда серьезные последствия неминуемы.

Я дал слово Рикардо, но еще я нес ответственность за своих родных. Посвящение появится. Я не смогу опубликовать стихи на своем сайте, придется найти другого издателя. Если Рикардо потом вызовут на беседу в МВД, надеюсь, он меня не выдаст.

– Итак, последуем совету Вальдеса, – предложила Ана. – Будем танцевать. Пойдем на пляж. Покинем страну. И предоставим Йоланде и ее друзьям бороться с режимом самим.

Осуждение, прозвучавшее в ее голосе, не могло изменить истинного положения дел.

– Так будет вполне ответственно, – сказал я.

Глава 24 Ничего не чувствовать

Последние дни перед соревнованием прошли быстро. Пабло так нас изматывал, что думать сил не оставалось. С каждым днем его нетерпение росло.

– Да что с вами, ребята? – спрашивал он. – Вы весь свой огонь растеряли.

Разумеется, мы не могли ему сказать правду. На самом деле после встречи с Вальдесом нам стало легче. Всю прошлую неделю мы подозревали, что за нами следят. Теперь мы знали это наверняка.

Не страх мучил меня последнюю неделю, а сознание, что я больше сюда не вернусь.

За завтраком Хуанита пригласила меня приехать на следующий год на день рождения Йоланды. Мол, снимем домик на пляже и шезлонг.

Я кивнул, улыбнулся.

Тетя смеялась с кем-то по телефону, пела болеро, моя посуду, а я изумлялся, как кто-то рядом со мной, дышащий тем же воздухом, может чему-то радоваться.

Что до Йосвани, так он только и говорил, что о своем диске.

Их группа сняла студию, а он уже фантазировал, как завоюет латинскую Грэмми. Ни я, ни Ана не хотели портить ему настроение.

– Он мне нравится, – сказала Ана. – В целом. Но не его политическая проницательность меня заводит, если ты понимаешь, о чем я.

Развивать тему я не стал, но все равно знал, что буду скучать по кузену.

В ночь нашего разговора с Вальдесом Йоланда чуть с ума не сошла. Мы сообразили позвонить ей, только когда оказались на Авенида де лос Президентес. К тому моменту она уже примчалась на такси к «Ла Грута» и опросила всех в радиусе пяти кварталов, видели ли люди нас. Йоланда уже собиралась идти домой и выложить все Хуаните в надежде, что та через своих друзей в правительстве сумеет помочь. Когда мы наконец встретились на Двадцать третьей улице, кузина с мрачным видом усадила нас в небольшом кафе.