Кошачий переполох

Всякий раз, встречаясь с ней, он испепелял ее взглядом, а проходя мимо коттеджа Лилии, подчеркнуто отворачивался. А Эрн еще больше подлил масла в огонь, когда позаимствовал идею подрядчика, который, занимаясь перестройкой большого загородного дома, вывесил снаружи доску с надписью: «РЕМОНТНЫЕ РАБОТЫ. У. БРАУН». И Эрн обзавелся доской, которую выставлял перед коттеджами своих нанимателей. Она гласила: «САДОВЫЕ РАБОТЫ. Э. БИГС». И эта доска перед коттеджем Лилии действовала на Фреда, как красная тряпка на быка.

Но у судьбы свои понятия об играх и шутках: Эрн, подстригая траву на крутом склоне у коттеджа Лилии, поскользнулся, сломал лодыжку и на несколько недель вышел из строя. И мисс Уэллингтон оставалось только смиренно попросить Фреда Ферри заняться садом – выбора у нее не было, и Фред согласился. Начал он с того, что переписал доску Эрна. Теперь она выглядела так: «САДОВЫЕ РАБОТЫ. Ф. ФЕРРИ». И мисс Уэллингтон пришлось смириться с этим. Отчудил свое и старик Адамс, который ответил прохожему, увидевшему через ограду его кусты малины, алевшие ягодами, и спросившему, принимает ли он распоряжение о заказах, что он – британец и ни от кого распоряжений не принимает. Вот так проходило лето.

А с ним проходило полное катастрофических происшествий детство Сафры, подстрекаемого Шани. Одним из первых его подвигов была победа над старинной керосиновой лампой с резервуаром из голубого стекла и гравированным абажуром, которой я очень дорожила. Она стояла вне кошачьего достижения в высокой нише в глубине гостиной. Саф прятался в газетном туннеле, сооруженном на ковре, а я болтала у выхода соблазнительной веревочкой, но тут Шани, демонстрируя, что ей известно, где он, прыгнула со всей мочи на заднюю часть туннеля. Он вылетел наружу, как бильярдный шар, пронесся через комнату, взлетел по стене и юркнул в нишу. Там он остался, распушив мех, а лампа вывалилась и разбилась. На мой страдальческий вопль, зачем он это сделал, ответом был вопль, что он поважнее какой-то Старой Лампы, ведь так? А Кто-то На Него Напал. Шани тем временем благоразумно скрылась под диваном.

На той же неделе он забрался в кухонный шкаф со стеклянной посудой, пока я отвернулась, и разбил две коньячные рюмки (я увидела, как они словно по волшебству вылетели из шкафа абсолютно по прямой). А на следующий день Саф выскочил из кошачьего домика, когда я пришла забрать их на обед, опередив меня, обогнул угол и нырнул в кухню, откуда сразу же донесся звук бьющейся посуды. Когда я, пыхтя, влетела туда, он уписывал своего цыпленка из осколков миски.

Затем, когда я снова по забывчивости оставила их миски на плите, пока ходила за ними (прежде никакие предосторожности не требовались), войдя, я увидела, что он ест из одной миски, а в другой стоит всеми четырьмя лапами, пока Шани снизу вопит, что на моем месте она бы Его Отшлепала. Он Такой Невоспитанный!

Затем он вновь открыл притягательность воды. Я обнаружила это в тот день, когда хватилась его и в обычной панике заметалась по коттеджу, открывая двери, заглядывая в шкафы. В энный раз пробегая через кухню, я случайно посмотрела на мойку… И пожалуйста! Вот он, крохотный, в темной маске, точно мохнатый разбойник с большой дороги, сидит и завороженно наблюдает за падающими из крана каплями, даже не замечая, что падают они на его огромные уши и разлетаются брызгами. После этого, когда я, как прежде Чарльз, поливала некоторые растения дождевой водой из бочки, он, едва я брала лейку, мчался в сад и ходил за мной по пятам. Лилась ли вода из лейки или капала с роз, ему было все равно, лишь бы это была вода и он мог за ней наблюдать.

Выходя из дома, если он не следовал за лейкой, то обычно не отставал от Шани, и теперь пришел ее черед принимать усталый вид, когда он перепрыгивал через нее, или ловил ее хвост, или портил все, засовывая любопытную лапку в дыру в ограде, перед которой она терпеливо сидела чуть ли не час. Ну, во всяком случае, я знала, где он, когда увидела змею.

Как-то утром я оставила их в высокой траве на краю лужайки, а сама пошла за гараж, туда, где Чарльз начал постройку еще одной оранжереи. Крышей ей служили листы плексигласа, а камни, предназначенные для стен, все еще лежали кучами под ними. У меня не доходили руки, чтобы разобрать их, и пока я засовывала туда инструменты. Нужна мне была мотыга, которую я оставила там накануне. Я вышла в сандалиях на босу ногу, петляя между стеблями крапивы, пробившейся среди камней, и тут почувствовала теплое прикосновение к лодыжке. Сафра потерся об нее, подумала я… Да нет же! Он остался на лужайке. Почудилось! И, не глядя вниз, я подобрала мотыгу, повернулась, чтобы выйти… и увидела там, где, видимо, задела ее, входя, крупную, свернувшуюся в кольцо змею, которая грелась на солнышке. Нет, это была не гадюка. И слишком крупная, и без ромбового узора… но я не выношу змей. Любых.