Кощеева невеста

— Василиса права, никогда в светлый день Елица свечей не жгла. Особенно в такой солнечный.

И тут огонёк, будто опомнившись, потух.

Теперь вроде бы всё было как надо, но Василисе ещё страшнее стало, даже несмотря на то, что Горыныч уже улетел. И Весьмир тоже подскочил, как ужаленный:

— Засиделся я с вами, девоньки. А ну как хватятся меня Кощеевы советники. Значит так: к побегу будьте готовы в любой момент. Чтобы раз — ноги в руки, и помчались. Другим девицам скажите, чтобы тоже собирались. Только обо мне — ни слова, ясно?

— Что, даже сестре нельзя рассказать? — Василиса всё ещё дулась на чародея, но совсем немножко. Сложно обижаться на того, кто тебе жизнь спасти пытается, хотя ещё сегодня утром знать тебя не знал.

— Ни-ко-му, — Весьмир натянул платок на макушку, снова преображаясь в странную девочку-служанку. — Будь у нас больше пирожков правды, всех бы угостили. Но у нас ни пирожков, ни времени лишнего нет. Так что придётся вашим подружкам поверить вам на слово. Или пусть остаются — насильно я никого не тяну.

Но осторожность соблюдать требую.

Он кивнул Отраде, забрал у Маруськи свою свистульку и, наигрывая, зашагал к выходу.

А потом Василисе отчего-то вдруг сильно-сильно захотелось отвести взгляд. Когда она снова глянула на решётку, там уже никого не было. А тут как раз и змейки-кощейки просыпаться начали, и Отрада Гордеевна приложила палец к губам, мол, теперь всё — молчок.

Василиса не удержалась, шепнула напоследок воительнице на ухо:

— Ты мне потом про него расскажешь побольше?

Отрада (ух, так и хотелось её теперь Отравой называть) усмехнулась:

— А что, так понравился?

Да что она такое несёт? Василиса, разумеется, фыркнула в ответ:

— Ну конечно! Всю жизнь мечтала о парне, который играет на дудочке и носит платья!

Впрочем, зря она зубы скалила. Понравился — не понравился, но Весьмир дал Василисе надежду. И теперь, когда перестала играть маленькая окарина, тишина казалась такой гнетущей — аж в ушах тоненько звенело. Перед сильной грозой такое же бывает. Не вышло бы беды…

До самого полудня Василису мучили дурные предчувствия — они её редко обманывали. Не обманули и в этот раз. Кощей вдруг ни с того ни с сего решил всех жён скликать на семейный обед — повеление своё через мар передал. Отказа не приняли даже у Марьяны, которая еле-еле с постели встала: жар у неё до конца не прошёл. Отрада-то получше себя чувствовала, хотя тоже морщилась, когда неловко поворачивалась или смеялась.

— Давайте я вам зелье сварю, — Василиса решительно схватила подсвечник, который приглянулся ей вместо горелки. — На пару часов боль уйдёт, а там, надеюсь, уже и обед этот клятый закончится.

Никто, конечно, отказываться не стал. А Марьяна вдруг ещё шёпотом добавила:

— Васёна, а ты не видела мою куклу?

— Ага, на подушку рядом с тобой посадила, — отмахнулась Василиса. Она уже занята была: выбирала, какую из двух глиняных плошек, в которых как раз закончились щербет и орешки, лучше будет приспособить под варево.

— Но её там нет. Вообще нигде нет. Она пропала, Васён. Что делать будем? — жалобно пролепетала Марьяна, и глазурованная плошка выпала у Василисы из рук.

Ох, не зря говорят: беда не приходит одна…

Конечно, они искали и в спальнях, и в общей зале, и в шкафах с нарядами. Перетряхнули всё, что могли, — и ничего. Едва к столу не опоздали — но повезло: успели всё-таки прийти раньше, чем вошёл Кощей.

Навий царь, похоже, действительно собирался посидеть тихо по-семейному — даже нарядился в домашний халат из чёрного атласа с застёжками в виде серебряных змеиных голов. Он вошёл рука об руку с Алатаной. Та выглядела измождённой: под глазами залегли тени, щёки казались впалыми, а скулы — ещё более острыми, прежняя бледность тоже никуда не делась, но глаза сияли торжеством. Алатана со стоном опустилась на подушки — даже не села, а устроилась полулёжа за низким столом, ломившимся от всякой снеди. Кощей уселся во главе стола в кресле, и Алатана положила ему голову на колени — по-хозяйски так, мол, смотрите, девоньки, я тут главная и положение у меня особое.

Навий князь сперва приласкал змейку, свернувшуюся на ручке кресла, потом погладил старшую жену по волосам и бросил остальным:

— Ну, садитесь, что ли, дозволяю. Я так долго ждал этого дня, когда одна из вас родит мне сына. И вот это случилось, — он шумно втянул воздух крючковатым носом.

— Смотрите-ка, неужто и Кощей может растрогаться? — тихонько шепнула Василиса, и Анисья так же тихонько отозвалась:

— Дитачкам даже звери лютые радуются. А уж наследнику…

— Не болтайте там! — прикрикнула Алатана, не поднимая головы.

— А вроде же семейный обед у нас? — возразила ей Марьяна. — Разве у вас за столом не принято обсуждать то да сё?

Алатана смерила её презрительным взглядом:

— Слыхала я, что ты уже доболталась. Вот и помолчи!

Василиса глянула на Кощея — как он там, не гневается из-за перепалки жён? Но тот наблюдал за ними со снисходительной усмешкой. Похоже, его даже радовало происходящее — он аж ладони потирал. Ага, значит, драться им нельзя, а коли на словах — так ругайтесь на здоровье? Глупо это всё и неправильно!