Кощеевы земли

На фоне этой, часто непонятной, жизни он ощущал себя больше зрителем, чем участником происходившего. Гостем, попавшим на чужой праздник. Все заняты каким-то делом. Ему же оставалось лишь бросаться в эти дела наобум, не представляя до конца того, в чем он принимает участие.

Такое «лирическое» настроение у Никиты возникло под стать окружающей обстановке. Луна испуганно скрылась за черным лесом, и небо давило бездонной темнотой. Тишина окутала все вокруг. Даже деревенские собаки молчали, забившись в тесные будки.

Ожидание, каким бы оно ни было, располагает к разговорам. И Пашка оказался интересным собеседником. Выпускник престижного московского вуза, вернувшийся в родную деревню, для студента-четверокурсника стал еще одной непонятностью в новой жизни Ламбушки. Басанов поинтересовался причинами столь резкого превращения статуса перспективного специалиста в деревенского обывателя. Бестактный вопрос не вызвал у ведуна неприязни или отторжения.

— Все очень просто, — спокойно объяснил он. — Ты ведь и сам сейчас учишься в институте. Закончишь — сразу почувствуешь разницу между студентом и выпускником. Тем более в крупном городе. Я успел немного поработать в столице, но, когда Афанасьевич переманивал меня обратно в Ламбушку, не раздумывая, согласился. Москва — это другой мир. Каждый год тысячи провинциалов приезжают туда за лучшей жизнью, но они там по большому счету не нужны. Город ломает почти всех. Столичный житель изначально поставлен в привилегированное положение. Суди сам. У них есть нормальное образование, связи, деньги, и они не допустят чужака к личной кормушке. Есть, конечно, и те, кто выживают и остаются в Москве, навечно пополняя ряды местных снобов. Но какой ценой! Приходится поступаться совестью, унижаться, подвергаться насмешкам и выживать. Разве у нормального человека существует такой запас прочности, неуязвимая толстокожесть и полное отсутствие личного достоинства? Есть и счастливчики. Хорошо устраиваются в жизни, занимаются любимым делом и живут припеваючи. Их единицы, они обычно известны всей стране, о них слагают мифы. Такая удачная биография — редкость. Все равно что в лотерею миллион выиграть. Обычно о них все слышали, но никто не видел. Можно быть упертым и самонадеянным, считать себя избранным и верить в свое предназначение, но человек — это такая тварь, которая сама себе ставит планку личных достижений. Да только планка или завышена, или занижена. Те, кто намечает маленькие рубежи, — вообще никуда не стремятся и никуда не годятся. А с теми, у кого амбиций выше головы, дел лучше не иметь, они хуже самых поганых чудовищ. Я, к примеру, покрутился в первопрестольной пару лет и понял, что там делать нечего. Как специалист я и здесь котируюсь. У меня в Ламбушке есть все, даже там, в столице, возможности были на порядок ниже, чем здесь. Ты не подумай, что я себе планку принизил и не захотел бороться за место под солнцем. Здесь другое — впервые за последние годы я чувствую себя хорошо. Я ощущаю себя человеком, нужным человеком на своем месте, неодержимым надуманными проблемами. Вернувшись домой, я ничего не потерял, а вот что приобрел, так это уверенность в завтрашнем дне.

Никита слушал спокойный монолог Пашки Седова и старался понять ведуна. Кое-что в его мнении он считал спорным, а кое-что заставляло призадуматься. Проблема приехавших в город за лучшей жизнью была ему знакома до боли. Он сам укатил в Питер за славой и считал, что делает шаги вперед, но, слушая ведуна почему-то засомневался в своем поступательном движении.

Пашка неслышно подошел к разломанной стене и неподвижно застыл, пытаясь что-то разглядеть на чернеющей у берега озера опушке. Воины, насторожившись, подобрались и, взяв снаряженные арбалеты, бесшумно подошли к ведуну.

— Идут, — прошептал побледневший Стас, — я чувствую, как они идут ко мне.

Он прикрыл глаза и, словно прислушиваясь к чему-то, вытянул шею. Ведун озабоченно взглянул на него, затем вытащил из кармана цветные бусы и, прошептав короткое заклинание, надел их на неподвижного милиционера. Стас открыл глаза, недоуменно посмотрел на стоявшего рядом Пашку. Только что бывшие матово-белыми, его щеки начали розоветь, во взгляде появилась осмысленность.

— А оберег то помогает, — заметив недоуменное выражение лица Басанова, усмехнулся он.

В глазах ведуна заиграли смешливые искорки, и Никита вдруг понял, что по возрасту он всего на два-три года постарше его самого.