Домовой Кеша, врученный бабкой, обнаглел от вольготной жизни и ни на какие каникулы не собирался. Он сошелся с местными домовыми и даже умудрился вступить в левый кооператив, занимающийся жилищно-коммунальными услугами. Постоянно мотаясь по своим делам, Кеша стал просто неуловим, но Басанову его заботы были как-то побоку. Пускай бегает, и без него можно отдохнуть и расслабиться. Хотя бы так, как это Никита делал сейчас, — лежа на диване перед телевизором.
По ящику показывали новости. Все как обычно. Президент ездит по стране и обещает то, что хотят от него слышать. За рубежами нашей неблагополучной страны благополучно загнивает капитализм. В моде прокладки, памперсы и пиво. Депутаты авральным способом штампуют законы и сразу же их отменяют. Народ бедствует, власть имущие — богатеют. Ничего нового. Хотя...
На экране возник знакомый пейзаж. Молодая журналистка на берегу неестественно голубого озера, за ее спиной — родная Ламбушка.
— Экономический феномен в российской глубинке, — звучит голос за кадром. — Шведский социализм на карельской земле.
Замелькали кадры с видами деревни. Дома, сады, теплицы, звероферма, коптильни и прочее. Зазвучали торжественные дифирамбы успехам крестьян и умелому руководству республики. Все снято в ярких красках, этакий лубочный сюжет. На передний план выдвинулась заплывшая жиром красная рожа главы администрации района.
— Секрет нашего хозяйствования прост, — делая умное лицо, заявил он, — не воруем и водку не пьем, а остальное само приложится.
Камера наехала на группу селян, с интересом смотревших на съемки и приветливо скалящихся в объектив. Заставка, и пошел другой сюжет.
В шкафу завозился Кеша. Высунув из-за дверки нос, он глубокомысленно заметил:
— Вот и знамение пришло. Значит, пора тебе в деревню ехать.
Только вот сразу ехать не получилось. Каждый раз, когда Никита собирался с облегчением вздохнуть и начинал паковать вещи, возникали новые проблемы. Вроде несущественные, но отнимающие уйму времени. В такой бестолковой суете пролетела неделя.
«Все. Завтра еду, и провались оно все пропадом», — с такой оптимистичной мыслью он завалился спать.
Протяжный и настойчивый звонок прервал захватывающий яркий сон. Стрелки на часах застыли на неподобающей для пробуждения цифре пять. Какому идиоту не спится? Одеяло как бы само заползло на голову, заглушая беснующиеся в коридоре трели.
Легкий шелест шагов прервался возле кровати. Сон отступил на задний план. Уж кого-кого, но домового хозяйские гости не интересовали никогда. Ну почти никогда. Следуя давней традиции, Кеша не лез на глаза и тем более не встречал в дверях посетителей. Единственное, чем негласно он подчеркивал свое присутствие, так это мелкими пакостями в отношении неугодных ему гостей. Да и то результаты подрывной деятельности проявлялись за пределами квартиры в виде отлетевших каблуков или прогрызенных карманов. А тут...
— Никитушка, дверь открывай скорее, счастье наш дом посетило!
Такая фраза вкупе с восторженным тоном уже значила много. Никита, чувствуя зарождающийся интерес, вылез из постели. Что ж, посмотрим на домовое счастье. Под непрекращающиеся трели хозяин распахнул дверь.
Вездесущий Генрих Карлович Тетельбом в сопровождении смутно знакомых мужчины и женщины приветливо улыбался на лестничной площадке. Таких гостей Басанов при любом раскладе предвидеть не смог бы никогда. В лицо дохнуло забытым запахом соснового леса, пряным теплом нагретого мха и резковатым ароматом цветущего вереска. Пронырливый Кеша, проскользнув под ногами, склонился в почтительном поклоне. — Его маленькое тельце трепетало, распираемое от радости.
— Здравствуйте, гости дорогие! — торжественно пропищал домовой и дернул Никиту за штанину — чего, мол, молчишь? Давай, здоровайся тоже.
Смакуя невообразимо крепкий кофе, Лесной Хозяин рассеянно скользил взглядом по открывавшемуся из окна виду. Пристроившись рядом, люди-волки обходились водой из-под крана. Кеша же с ошалевшим видом тащил на стол все, что смог достать из холодильников спящих в своих квартирах соседей. С ответом Кощей не торопил.
Задуманная авантюра, прими Басанов в ней участие, могла задержать отъезд в деревню на неопределенное время, но отказать главному соратнику деда не представлялось возможным. На кону стояла судьба Ламбушки. Ни больше, ни меньше.
— А как вы представляете мое участие в нашем предприятии? — Почему-то ему показалось, что велеречивая манера разговора соответствует уровню и возрасту гостя.