Ледень тоже больше не обращается ко мне как к могучему владыке, вероятно приняв всерьез угрозу насчет откусывания головы. А после перекидывания в волка и вовсе лишился дара речи. Это и к лучшему. Нечего давать Болтомиру повод для подозрений. Хотя, сдается мне, княжичу не до глупых домыслов. Он едет в молчаливой задумчивости, лишь беззвучно шевелит губами, отображая тем самым напряженный мыслительный процесс. Такое ощущение, будто эта деревенька выбила из головы парня образ Василисы Прекрасной.
– О чем задумался, дружище? – окликаю спутника, дабы с помощью общения развеять собственные сумбурные думы.
Сбитый с мысли княжич не сразу соображает, о чем я спрашиваю. Наконец отвечает:
– Мыслю я, Георг, надо другое название моей деревеньке дать.
– А чем тебя Мирошки не устраивают? Вполне симпатичное название.
– Какое название? – непонимающе хмурит брови парень и, не дождавшись ответа, задает следующий вопрос: – Кто я теперь, ежели владею собственной землею?
Открываю было рот, чтобы обозвать его помещиком, но задумываюсь, не будет ли для княжича оскорбительно такое звание.
– Верно мыслишь, Георг. – Болтомир расценивает в свою пользу готовые сорваться с моего открытого рта слова. – Теперь я полноправный князь.
– Э-э-э… – сдерживаю слова сомнения. – А как же Заозерское княжество?
– Заозерское княжество я когда-нибудь унаследую от деда Мироболта. Потому называюсь княжичем Болтомиром Заозерским. Но кроме этого я теперь еще и князь, владеющий Мирошками. Потому и хочу дать им другое название, которое не стыдно прибавить к имени.
– А-а, – доходит до меня. – Ну да, князь Мирошкин звучит не очень. Хотя слышал, в наших краях был князь Мышкин. А с чего ты вообще заморочился подобной проблемой?
– Чего? – не понимает вопроса новоявленный князь.
– Ну, неужели у вас обладание единственной деревушкой делает человека князем?
Парень хмурится, размышляя над вопросом, чешет кольчугу на груди и отвечает:
– Я князь по рождению. Простолюдин не станет князем, даже если будет обладать дюжиной деревень. Но одна деревенька станет княжеством, если ее обладатель будет княжеского рода.
Теперь настает моя очередь задуматься.
Так и едем неспешно вдоль берега Леи – так назвал реку мельник – до самого вечера, то разговаривая о разном, то погружаясь в думы. В полдень следует продолжительный привал с дремотой. А как только дневное светило скатывается с зенита, путь продолжается.
Несмотря на то что у нас с собой достаточно провизии, княжич не упускает случая подстрелить жирного зайца. Всегда считал, что лук воины носят со снятой тетивой, натягивая ее лишь перед сражением. У моего попутчика оружие всегда в боевом положении, и мне приходится лишь удивляться, с какой скоростью он выхватывает его из-за спины и производит выстрел.
Еще во время полуденного привала понимаю пользу, которую приносит сопровождающий нас оборотень, ибо забота о лошадях оказывается полностью на нем. Странно, но животные его совсем не боятся. Более того, такое ощущение, будто они опасаются меня, а присутствие мельника, наоборот, действует на них успокаивающе. Вспоминаю и настороженно-боязливое отношение ко мне деревенских собак, коему ранее не придал значение. Когда-то читал, будто лошади и собаки лучше других животных способны распознавать нечистую силу. Мол, из-за этого их запрещено заводить в церкви. Всегда удивлялся подобной логике.
После ужина Ледень просит позволения покинуть нас до утра. Обращается колдун к Болтомиру, но посматривает и на меня. Княжич благосклонно разрешает. Я не возражаю. Чую, мельник знает обо мне гораздо больше, чем я сам, но расспросить его не могу. Во-первых, не собираюсь раскрывать свое инкогнито перед Болтомиром. Во-вторых, не хочу показывать колдуну собственную некомпетентность. Он и так слишком часто смотрит на меня с нескрываемым удивлением.
Перед сном княжич начинает интересоваться порядками в землях, откуда я родом. Привычно вешаю ему какую-то лапшу на уши, стараясь ее запомнить, чтобы в дальнейшем не попасть впросак. На том и засыпаем.
Во сне приходит непонятное чувство беспокойства. Просыпаюсь от ощущения чьего-то присутствия и лежу, прислушиваясь и не решаясь открыть глаза. Посещает мысль, что как-то слишком безрассудно мы располагаемся на ночь в лесу, по слухам, полном не только зверей, но и всякой нечисти…
– А я думаю, пойду узнаю, отчего ты поприветствовать меня не желаешь? – Раздавшийся за спиной тихий густой бас заставляет вздрогнуть. – А ты будто спишь и не чуешь собрата. Оно и правда говорят, изменился ты, Кощей.
Так, понятно, обращаются ко мне. И вроде бы не враждебно. Но на всякий случай нащупываю лежащий рядом посох. Боевой артефакт придает уверенности. Неспешно сажусь и наигранно спокойно потягиваюсь. Лишь после этого поворачиваюсь в сторону ночного гостя.