Иная, умаявшись, спросит старшую: зачем-де кору сей час берем? Она-де листиком не проклюнется. И после бы взяли… Нельзя, разъясняют несмышленой, сейчас по древесам сок идет, кора в съеме легка, и сила волшебная в ней велика. А дерево в лист пойдет – другую кору надо будет брать. С молодых ветвей.
Работают девыньки, а ведьмы к ним приглядываются: как работают? В охотку ли? С живинкой? Глазки ясные ли? О-о, – скажут об иной, – эта девынька Мокошью мечена. Ей прямая дорога в ведьмы… Другая вот тоже старательна, и туеса ее полнехоньки, и сбор хорош, а глазки – сонные. Не выйдет из нее ведьмы. Но не беда, однако. Много женской работы в роду. На всех хватит.
Зацветут деревья, травы – а й снова идти ведьмам в лес. Снова идти с ними девичьей подмоге. Пришло время брать лист древесный, травы, цветы да соцветия. Работа тонкая, не всякой доверишь. Брать можно лишь под ликом Даждьбожиим в небо бестучное, утро безросное… Стараются девыньки. Листик берут плотный, нежный, прикорневой, свеженький.
Сколько их, трав луговых, лесных, болотных, и все запоминай, постигай, сравнивай. Думай. А дедушка Леший со своим богачеством расстается нехотя. Сердится. А Кикиморы болотные, свояченицы Моранины, те и вовсе лютуют. Зазеваешься – закрутит тебя Леший. Растеряешься – заманят, затащат Кикиморы в топь болотную.
Велико воинство Мораны, моровой старухи, что острою своей косой обрывает жизнь человеческую. В глухую ночь безлунную прилетает она в белом саване, запускает руку в окошко волоковое дымное, да хоть бы и в щелку малую незаклятую, и оставляет в дому ли, хлеве ли
служанок своих проклятущих Мар. Одна поселится, другим путь проложит. Найдет дороги тайные. Отыщет тропы заповедные. И полезут они, заразой разящие, гноем гноящие, язвами многими язвящие -
Трясея трясучая, потрясуха леденящая,
Огнея пыхающая,
Ледея ознобливая, зимница подрожная,
Глухея, голову ломящая, в виски стучащая,
ударом разащая,
Изжега жгучая,
Желтуха проклятучая,
Дутиха отечная,
Корея злючая,
Костоломка, жилы крутящая, суставы кривящая,
сердце язвящая,
и – самая страшная –
Невея мертвящая, поветрием летящая, последней в дом входящая. Брызнет Невея на людей мертвой своею водою, и умрут они лютою смертью, и воцарится в граде Лихо Одноглазое, и запустеет град, оплывут-затянутся под дождями осенними валы-рвы его.
И придет на мыс темный Бор сырой.
И забудут люди, что стоял некогда на мысе сем град внуков Даждьбожиих.
Стараются девыньки.
Это их Доля.
Женская.
Хранить Жизнь.
***
Не всякую беду отведешь травами.
Велика сила черных богов. Зло бьются они за власть над Миром. Люто. На жестоком месте ставитсяСлобода славянская.
Круты скаты валов ее.
Глыбки водные рвы ее.
Срубом ставлены стены ее дубовые могучие.
Крепка.
А в середине слободского двора чертою кольчатой размечено стрелами место, от коего места до любой слободской стены одинаковое число шагов. То место священное. То Чурова черта. Чура. Отражение кона волшебное.
А в середине места того растет дуб, древо боярское.
А под дубом стоит жертвенник.
Кълдъ.
Колод.
Колода -
лютых размеров пень, черный от времени и жертвенной крови обильной богорадостной. Не всякий старичок-ведунок может входить внутрь круга того. А простой слобожанин – тот и вовсе чуры чурается. Место то зазорное, заповедное.Заходить за черту могут только ведуны старейшие, чародеи сильнейшие, к колоде – жертвеннику приставленные,
Колдуны.
Да и то лишь по делу наиважному, волховальному.
А й да приидет весна буйнотравная,
А й да случится ночь первой весенней грозы,
А й да сберутся ведуны возле Чуровой чуры,
Да заклясть чтобы Змея лютого, заточить чтобы смерть змеиную.
А й да возьмут они яйцо змеиное,
А й да возьмут они иголочку каленую,
А й да возьмут они ниточку шелковую,
Да зашьют яйцо в перья селезня, перья селезня в шкуру заячью,
шкуру заячью во кабанию,-
А й да положат шкуру ту кабанию
А й да в крепок во дубов сундук,
А й да прикуют цепями к дубу Чурову,
Да наложат заклятие грозное да на весь на тот на змеиный род:
А й да не ходить бы вам в Землю славянскую!
А й да здесь живет смерть змеиная!
А й да лютая! Неминучая!
Не взлетите вы диким селезнем, не умчитесь вы серым зайчиком,
не спасетесь клыками кабаньими,
Смерть змеиная,
Неминучая,
Во деснице у Чура светлого…
Однако же на Чура надейся, да сам не плошай. Что проку орать: "Чур меня!" на печи сиднем сидючи? Куда как лучше, разумнее, правильней с мечом, с топором ли, но в общем славянском строю призывать того же Чура в сшибке боя:
Чур-р-р-р-р-а-а!
Злобны черные боги. Хитры. Воинственны. Сам ли Змей прилетит в сполохах огненных, приидет ли с войском какой-нибудь Тугарин Змиевич – все едино для сынов племени славянского:
Где моя палица в девяносто пуд?..
Сивка-Бурка, вещий каурка,
Встань передо мною, как лист перед травою!
И пошла потеха богатырская, молодецкая.
Бой! Бой!
Есть где разгуляться добрым молодцам.
Есть где развернуться сынам Перуновым.
Есть где поразмяться детям Яриловым.
Есть где исхитриться чадам Велеса.
Есть где и Чуричам насмерть встать
За дымы отечества, за Землю славянскую.
Бой!
Мечом махнут – в стане вражеском станет улочка,