— Когда я вижу, как ты испускаешь дух, мне прям на душе радостно становится.
Лучше бы он не спрашивал…
— Не радуйтесь бедам учеников!
— Ещё чего.
— Вы ещё и отказались!
— Канда, есть два типа людей.
— Ну и какие?
— Первые переживают из-за проблем других. Вторые получают от них удовольствие. Я отношусь к последним.
— Нормальные люди причислили бы себя к первым!
— Забей, Кохай-кун!
— На то, что мы внезапно подняли важный философский вопрос?
— Кто это там?!
Мисаки резко выбросила вперёд руку, указав пальцем на паренька с будто сонными глазами, стоявшего за спиной Тихиро. Его силуэт уже какое-то время маячил на заднем плане, но Сората только теперь обратил на него внимание.
Приятное лицо располагало к себе еще не ушедшей детскостью. И вообще, мальчик со своими курчавыми, словно после беспокойного сна, волосами, выглядел весьма живописно. А ещё он носил большие наушники, при этом кого-то сильно напоминая. В его фигуре чувствовалась невинность, а на новой, с иголочки, школьной форме не было ни единой складки.
— А, это? Он решил с сегодняшнего дня жить в Сакурасо. Первогодка.
— Что? — удивлённо выдохнул Сората, услышав неожиданное заявление.
— В день церемонии поступления — и в Сакурасо?! Говорили же, что здание будут сносить, зачем тогда подселять?
— У взрослых так заведено: использовать вещи нужно до тех пор, пока разрешается.
— Э-э-э…
— Ну же, представься.
Мальчик, которого Тихиро подтолкнула в спину, сделал шаг вперёд.
— Я новенький в Суйко, Химемия Иори.
Фамилия прозвучала знакомо.
— Химемия? То есть…
Такая нечасто встречается.
— Ты братец Хаухау?!
И опять Мисаки рассекла воздух пальцем.
— Точно, я младший брат выпустившейся в прошлом году Химемии Саори. Я тоже поступил на музыкальное направление.
Сорате показалось, что лицо Иори на миг помрачнело. Но через мгновение оно приняло первоначальный сонный вид, и Сората решил, что ему показалось.
— Э-э-э, я третьегодка Канда Сората, это — Сиина Масиро с художественного направления.
Масиро низко поклонилась.
— Я тоже третьегодка, меня зовут Аояма Нанами.
— Значит, Канда-сэмпай, Сиина-сэмпай и Аояма-сэмпай?
— А это бывший жилец Сакурасо, а теперь соседка… выпустившаяся в марте Митака Мисаки-сан, да?
— Здорóво, Оририн!
Мисаки схватила Иори за руки и принялась их бешено трясти.
— З-здрасте. Я немного слышал о вас от сестры.
От пылких приветствий Мисаки мальчик немного оторопел.
— Ну, сэнсэй. И что он такого сделал… что в день церемонии его сделали изгоем?
Они ещё не услышали самое главное.
— Сразу после церемонии поступления он принёс в учительскую заявление о смене направления.
— Смене направления?
— На общее? — добавила к вопросу Сораты Нанами.
Тихиро нехотя кивнула. Масиро оценивала Иори прозрачным взглядом, который не выдавал никаких её мыслей. Мальчик, испытав на себе её безэмоциональный напор, чувствовал себя не в своей тарелке.
— Но зачем резко менять? Тем более конкурс высокий, просто так не поступить.
На направления искусств, в том числе музыкальное, в Суйко набирали до жути мало людей, всего по десять. Узкая щёлка, непросто протиснуться. Каждый год на одно место претендовали десять человек, а часто и двадцать.
— Спасибо, что спросили. Я… я больше не хочу играть на пианино! — пылко заявил Иори, сжав кулак и зачем-то подняв его к потолку.
Подумав, что тот куда-то указывает, Сората поднял взгляд, но увидел только люминесцентную лампу и потолочные доски.
— Молодость бывает лишь однажды. А я что?! Я этого не понимал и все три года в средней школе каждый день только и делал, что упражнялся. Упражнялся и упражнялся без конца, как белка в колесе. Весной не видел зелёного цвета, только чёрный и белый на клавишах пианино. Я сыт ими по горло!
— Разве не хорошо, что ты так усердно занимался пианино?
— Ничего хорошего! Одноклассники после уроков веселились, «хи-хи», да «ха-ха», а мне и вспомнить нечего кроме пианино. По-вашему, это не жестоко? По-моему, да! Раньше я глупо верил чьей-то фразе: «Если будешь играть на пианино, тебя признают», — и старался изо всех сил, но это было враньём. Я живое тому подтверждение. Меня не признаю́т! Какая уж тут ошибка?!
— Вундеркинд… — сказала Нанами отстранённо.
О чём думала Масиро, было непонятно. Возможно, если прямо её спросить, она заявит, что хочет съесть баумкухен.
— Э-э-э, ну, в общем… Химемия-кун, и что ты будешь делать, если переведёшься на общее? — вынужденно поинтересовался Сората.
— Займусь любовью, — совершенно сумасбродно ответил мальчик.
— …
— Хочу любви! — громко повторил он.
— Нет, мы тебя хорошо слышали, можно не повторять.
— Да, хочу нормальной школьной жизни! Я серьёзнее некуда! — воззвал он, направляя сжатый кулак, возможно, прямо в завтрашний день.
Сората подумал, что уже поздновато переводиться, но не стал говорить.
— Уже не получится на общее.
На мгновение Сорате показалось, что он всё же озвучил мысли.
— Сиина, не говори то, от чего я удержался!
— Я обязательно исполню в Суйко свои обычные мечты!
— Мне вот интересно, какие это обычные мечты?
Сората попробовал найти общий язык.