Кошелек или жизнь?

Максим на это только упорно молчал и лишь все больше краснел — как помидор на солнце. А когда веревки были распутаны, то так же молча, не говоря ни слова, перешагнул через свои путы широким шагом и, не оглядываясь, скрылся за дверью, всем своим видом показывая попранное молодое достоинство.

Все, тетенька Таня, похоже, лишилась ты своего любовника — вон он какой оказался обидчивый.

— А ты сейчас куда? — тихо спросила я Катю, пока Кораблева возилась со своим пунцовым другом.

— Я тут подумала — домой, наверное, пойду.

— Куда, к своему Сысуеву?

— Ну да… Не убьет же он меня. Ну, позудит немного. Что с того? Скажу — увлеклась случайно, а так ведь ничего особенного…

— Ничего особенного? — вгляделась я в недовольное Катино личико.

— Да я вот сейчас слушала их и подумала, что ведь и правда Сашу мало знала… Мне-то казалось: философ, почти ученый, совсем не такой человек, как все… А здесь — какие-то дрязги непонятные, имущество… Фу… грязь какая. Зачем мне это все, а?

— Ну, этого уже я не знаю.

— Вот именно! Я когда увидела, что он мог почти двадцать лет с этой козой глупой жить, мне уже сразу плохо стало, честное слово. И видишь, как все было: общий бизнес, дела какие-то… С этой… Нет, есть вещи, которые я никогда понять не смогу, это уж точно, — горячо шептала мне Катерина, показывая глазами на Кораблеву, как на воплощение дьявольского отродья. — И дружок этот тоже — грубиян неотесанный.

— А ты бы раньше посмотрела, — урезонила я Катю. — Как-то не вовремя происходит прозрение.

— Да где там! Я ведь эту жену и в глаза никогда не видела, даже не представляла, что такое может быть на свете. Кошмар просто!

— Это уж точно. И что же, может, тогда Кораблева и искать не надо? Заказ снимается?

— Да нет, ищи, конечно. Что ты, что ты, — испугалась Катя. — Но только без меня. Я заплачу, если еще понадобится, и помогу потом. Но сейчас идти надо — а то моего Сысуева паралич хватит, он меня ведь обожает…

— Мда-а-а… Вовремя у тебя душевные муки начались. В самый нужный момент. Здесь от каждой минуты может жизнь сейчас зависеть…

— Да я ничего! Конечно, сделай все возможное! — прижала руки к груди Катя.

Эх, в театре на сцене цены ей бы не было, а на даче она смотрелась не очень-то.

— Сергей Анатольевич ведь очень хороший на самом деле. Я вас познакомлю — это очень чистый, хороший человек, на редкость щедрый…

— Ладно, пошли, потом расскажешь, — оборвала я Катино щебетание. — Сейчас некогда.

У многих женщин есть такая особенность: стоит кому-то понравиться, и они отыскивают в человеке массу самых небывалых достоинств и умеют убедить всех, а прежде всего себя, какой встретился на пути необыкновенный, совершенно удивительный человек. А потом так же быстро и легко уговорить себя же, что не этот, а совсем другой человек является вместилищем всех возможных человеческих достоинств, а в случае необходимости — третий, пятый, десятый. У Кати это получалось очень достоверно. А еще спрашивают, чем же занимаются молодые, полные сил женщины, если они нигде не работают и живут на содержании богатеньких мужей? Как же бедняжки со скуки не дохнут, особенно ежели детей обременительных в доме нет, достаток выше крыши, пыль с рояля по утрам домработница вытирает, а коробки с продуктами домой личный шофер приносит? Чем же занимаются все эти удивительные, редкой красоты и пустоты создания длинные дни, а также и ночи, учитывая, что немощные мужья еще с вечера похрапывают в старческих снах? А я вам сейчас скажу: они старательно создают себе мифы, которые помогают им скрашивать и наполнять жизнь, а потом их же разрушают и выдумывают новые сказки… И потому никогда не скучают — порхают, занимаются мифотворчеством на свой женский лад.

Катя, похоже, теперь только и думала о том, как бы получше устроить примирение с очень добрым и щедрым Сергеем Анатольевичем Сысуевым, который в других обстоятельствах мог бы быть ей папой и просто похлопать по попке, но в роли супруга был способен на более непредсказуемые поступки.