И рассказала Блайхеру, что англичанин прилетал специально на двухместном спортивном самолететипа «Лай-сендер» в одну из светлых лунных ночей. Эта машина способна приземляться на любой поляне или просеке. Офицер британской секретной службы хотел ближе познакомиться с подпольной организацией «Интераллье» и в один из вечеров пошел с «Кошкой» в «Максим» — в разгар войны, на территории оккупированной Франции.
— Здорово! — вынужден был признаться Блайхер.
Дерзость «Кошки» впечатляет.
— Но наш поход тогда чуть было не кончился плачевно. — признается Матильда, и на лице ее появляется вы-
ражение как у нашалившей школьницы, которую застали, как говорится, на месте «преступления». — Когда мы с ним сидели вон за тем столом, дверь внезапно открылась, и в зал вошел мой друг из СД. Да, да, тот самый фюрер СС, погибший позднее в России. Так что нам с англичанином пришлось исчезнуть через черный ход.
«Кошка» прерывает свой рассказ. Она заметила взгляд, брошенный украдкой Блайхером на часы. Внезапно она почувствовала удушье. Ей становится жарко... Два часа пролетят очень быстро, и немец доставит ее обратно в тюрьму, в холодную, грязную, кишащую клопами камеру.
«Нет, нет, — так и хочется ей закричать, — я не пойду в тюрьму, ни за что на свете...»
— Вам стало нехорошо? — от Блайхера не укрылось, что «Кошка» вдруг побледнела, а ее зеленые глаза широко раскрылись.
—Да ничего, — она покачала головой. — Просто я вспомнила ночь, проведенную в камере. Это было ужасно...
Быстрым движением она наливает шампанское в свой бокал и смотрит на Блайхера ставшим сразу серьезным взглядом.
— Я думала, ну вот и все. Каждый раз, когда я слышала шаги в коридоре, я думала: вот идут за тобой, чтобы забрать на расстрел. Каждая секунда ожидания становилась вечностью.
«Кошка» отпивает глоток шампанского. В глазах ее появляется блеск, блеск удерживаемых слез. Но она находит в себе силы, чтобы храбро улыбнуться.
— Я представила себе всю драматичность положения, если бы меня спросили о последнем желании. Оно было бы невыполнимо.
— А вы не хотели бы его открыть мне? — спрашивает Блайхер, в его низком голосе чувствуется теплота, которая действует на Матильду успокаивающе.
— Видите ли, при трезвом рассмотрении этого желания оно прозвучит довольно странно и может быть истолковано неправильно. Но для меня оно чертовски серьезно. Так вот, я хотела бы провести последние минуты своей жизни в объятиях человека, которого очень люблю и который подарит мне всю свою нежность. Я не ищу забвения в последнем страстном порыве, но то. чего мне всю
мою жизнь так не хватало: понимания, нежности... Вы, пожалуй, скажете, что это глупо...
Голос Матильды прерывается.
Блайхер видит, что «Кошка» старается взять себя в руки. Но, несмотря на это, две крупные слезы медленно текут по ее лицу. Хуго чувствует себя беспомощным, как почти все мужчины при виде плачущей женщины. Он даже не знает, что и сказать, чувствуя себя по непонятной причине виновным.
— Извините меня... — говорить дальше «Кошка» не может. Ее маленькая, твердая рука сильно сжимает бокал, как бы ища в нем опору.
Тонкое стекло вдруг разлетается. Шампанское проливается на скатерть и смешивается с кровью из большой рваной раны. Но никакого болезненного вскрика не сорвалось с губ «Кошки». Она продолжает держать руку в прежнем положении и беспомощно смотрит на Блейхера.
Тот вскакивает и завязывает ее руку своим носовым платком, чтобы остановить кровь. И уже через минуту они мчатся на машине в ближайшую немецкую медчасть.
Воздух в маленькой комнате пропитан специфическими медицинскими запахами. В ней жарко натоплено, из-за чего «Кошке» становится плохо. Но она лишь крепко сжимает зубы, когда дежурный врач начинает вытаскивать пинцетом осколки стекла из раны.
— Мне это знакомо, — говорит она, судорожно улыбаясь Блайхеру. — Я попала однажды в автоаварию и ударилась головой о ветровое стекло. — Она отводит свободной рукой волосы со лба в сторону. Там ясно видны несколько небольших белых рубцов. — С тех пор мне приходится постоянно носить эту челку,
— Скажите даме, чтобы она не болтала так много, — говорит врач нетерпеливо, обращаясь к Блайхеру. — Сейчас я буду зашивать рану. Пусть она не дергается!
«Кошка» молча переносит эту операцию. Наконец, все закончено, и ей делают перевязку.
— Передайте даме, что через пару недель рука полностью заживет, — говорит на прощание врач.
«Кошка» саркастически улыбается.
— Передайте господину, что через пару недель мне это будет абсолютно безразлично. — Говоря так, она проводит ладонью поперек горла.
— Вы просто неисправимы, — упрекает ее Блайхер.
Хочет он того или нет, но ему приходится удивляться
этой загадочной женщине. Женщине с тысячью лиц и настроений, от которой исходит какое-то очарование, устоять против которого ему не так просто.