– Наказание? Возможно. Есть ночи более долгие и темные, чем обычно. Так же и зимы порой выпадают особенно суровые и непредсказуемые. Но рано или поздно им на смену все равно приходит весна. Я постараюсь, чтобы на сей раз это случилось в положенный срок. Надеюсь, все мы постараемся…
Граф и принцесса вновь улыбались друг другу, были предупредительны и милы, но, глядя на них, я вспоминала кавалера Джеруча с саблями. Эти двое словно танцевали друг против друга с острыми клинками в руках. Я могла лишь гадать, что значат их намеки и умолчания, но больше не сомневалась: каждое слово в этом разговоре, каждый всплеск чувств был тщательно выверен. Не обязательно фальшив, но применен к месту и ко времени.
И надо еще посмотреть, кому приходилось труднее. Сказав «Белка все понимает», принцесса не догадывалась, что на самом деле так и есть. В отличие от графа. Мне очень хотелось знать, как бы он вел себя и что говорил, если бы у разговора в самом деле не было свидетелей…
На прощание Рауд Даниш посоветовал чаще отпускать меня на прогулку.
– Снежным кошкам это нужно. Не бойтесь, Белка вернется. Правда, Белка?
Вечером нас встречал Искарьинск, город, который вырос вокруг храма, воздвигнутого в честь бога рек и рыбной ловли, как Свеянск – вокруг храма Свена и Свяны. Правда, Искарьинск был в три раза больше. В свете уличных фонарей на фронтонах зданий мелькали изображения рыб и широколицего мужчины с нитями водорослей в бороде и волосах. Крохотные горки снега на выступах резных наличников посверкивали, как чешуя на боках мясистого са- зана.
Несмотря на поздний час и сильный мороз, улицы были запружены народом, гул голосов ударялся о стенки дормеза, будто волны о борта судна. В приветственных выкриках звучали имена Альрика и Камелии. Принцесса улыбалась в открытое окно.
– Прикройте горлышко, ваше высочество, – ворчала графиня Виртен, кутаясь в соболий воротник. – Ветер же. Смотрите, как с крыш летит.
Обоз остановился у городской ратуши. Бургомистр в длинной шубе, но с непокрытой головой собственноручно поднес Камелии традиционную гостевую лепешку из грубой ржаной муки. Лепешка была смазана маслом. На застывшей светло-желтой корочке лежало три ломтика рыбы, по счастью, не сырой, а вполне себе копченой.
Средний ломтик взяла Камелия, тот, что справа, – герцог Клогг-Скрапп. Левый ухватил, всунувшись вперед прочих, граф Скадлик, и графиня Виртен не сдержала гневного шипения. Саму лепешку разобрали на кусочки вайнорские вельможи. Тяжелое, богато украшенное блюдо тоже вручили высокой гостье. Вернее, крепкому гвардейцу, который возник рядом по кивку капитана Кариса.
Всем угостившимся подали по бокалу пунша, чтобы согреть горло, и после короткой, но пылкой приветственной речи пригласили внутрь, где уже ждали депутации от городских обществ.
Не успела принцесса скинуть шубу, как искарьинские цветоводы с поклонами преподнесли ей корзину камелий.
А дальше началось!
Сосуды из металла – с серебрением и позолотой, чеканкой и гравировкой, фарфоровые тарелки и целые сервизы с гербами и надписями. Поздравительные адреса в резных рамах размером с хорошее батальное полотно. Картины с видами города Искарьинска и местного храма. Часы карманные и каминные, шкатулки, письменные приборы и настольные украшения… От местного дворянства, от торговых и ремесленных гильдий, от инженерно-магической ассоциации, от объединения кабатчиков и рестораторов, от искарьинского учительства, от врачебного союза, от общества приказчиков и управляющих… В числе дарителей были охотничий клуб, ложа чародеев общего профиля, гадателей и заклинателей, общество народной трезвости, союз виноделов, клуб любителей литературы, драмы и музыки, женское благотворительное общество, просветительский кружок, даже лига игры в кегли – и еще десятка два объединений самого разного сорта и калибра.
При этом все наперебой заверяли будущую супругу его величества Альрика в восхищении и преданности. У меня от одних названий в голове зашумело. Кавалер Джеруч едва успевал делать пометки в блокноте в толстой кожаной обложке с королевским китом Маритимов.
Когда вынесли чугунную скульптуру, отлитую на заводе господина Шверсона, принцессе на миг изменила выдержка. Скульптура объединяла в одну композицию мамонта ригонского королевского дома, осетров с герба Искарьинска и кита Маритимов и была высотой с семилетнего ребенка. Четверо плечистых мужчин держали подношение от господина Шверсона с явной натугой. Увидев сей дар будущих подданных, принцесса подняла взгляд к потолку и страдальчески изогнула губы.
А подарки всё несли.
И если такое творится в городке средней руки в двух днях пути от столицы, страшно представить, что будет в самой Альготе!
Магическое самопишущее перо кавалера Джеруча так и летало по бумаге – страница за страницей. Лицо эйланца было бесстрастным, глаза горели темным огнем и, казалось, следили за каждым движением окружающих. Своей повадкой кавалер больше походил на телохранителя, чем на секретаря.