Я прокралась к краю дивана и осмотрелась, насколько это возможно было сделать, не высовывая головы. Задачу облегчали зеркала в простенках между дверьми. В них отражались четверо офицеров в черно-белой униформе с эполетами и при саблях — и чай с кренделями, которым офицеры угощались по ходу игры. Не вино, надо же!
В комнате было четыре двери, считая ту, через которую я вошла. Ужин происходил за самой нарядной. Пару раз створки отворялась, и я видела стол под белой скатертью, блеск хрусталя и рыжую голову графа Даниша, сидящего боком к проему.
Попадаться на глаза ему или принцессе в мои намерения не входило, я просто хотела послушать, о чем говорят. Но для этого надо было подобраться поближе к двери.
Одна створка приоткрылась, и из столовой выпорхнула девушка в бледно-коралловом платье. В ней было все, чего не хватало принцессе: золотистые локоны, ярко-синие глаза, темные брови, пухлые розовые губы и живой румянец. Она торопливо скрылась за боковой дверью, а через пару минут появилась вновь с маленькой книжицей в руках.
Военные, между тем, решили, что ловить девушку веселее, чем ловить кошку.
— Что это у вас, барышня Кайса? — поинтересовался здоровяк с пшеничными усами.
— Томик Мартона, — девушка замедлила шаги. — Ее высочество велели принести.
— Вы шутите? Стихи — за ужином?
Барышня мило покраснела.
— Ее высочество и граф Скадлик поспорили по поводу одной строфы и хотят выяснить, кто прав.
— Надо же! Скадлик-зануда, оказывается, ценитель поэзии. Кто бы мог подумать!
Офицеры засмеялись.
— Напрасно вы так, господа, — строго сказала барышня.
— Из-за какой же строфы вышел спор? И в каком стихотворении?
— Не помню, — смутилась барышня, — я не следила за разговором.
— Откуда же вы тогда знаете, что взяли верную книжку?
Барышня Кайса посмотрела на томик в своих руках. Зеркало отразило полустершиеся золотые буквы на бурой обложке.
— "Песни скитаний", как ее высочество и велели…
— А давайте взглянем, что там, в этих "Песнях"! Вдруг любовное послание? — усатый поднялся с места, демонстрируя гренадерский рост и плечи, как у циркового силача. Креслице на тонких ножках облегченно вздрогнуло, освободившись от этакого груза. — Может, никакого разговора и не было, а наша милая барышня бегала к сердечному дружку?
Барышня вспыхнула до корней волос, затем сильно побледнела — и отпрянула, спрятав книжку за спину.
— Вы… вы… Какой вы!
Она развернулась и убежала в столовую — только юбки взметнулись с шелестом, словно осенние листья.
Военные опять засмеялись, но как-то неуверенно.
— Болван вы, Дегеринг, — сказал один, тоже с усами, но каштановыми. — Она ведь вам глазки строила.
— Тогда зачем без конца бегает к Джеручу? — фыркнул первый усач. — С утра раз десять!
— Меня капитан тоже, помнится, гонял с поручениями — то туда, то сюда, — пожал плечами другой, светловолосый и круглолицый. — Кавалер Джеруч секретарь ее высочества, барышня Кайса — фрейлина…
— Секретарь-иностранец! — возмутился четвертый участник игры, самый молодой. — Даже говорит с акцентом!
— Зато словом владеет лучше нас всех, — заметил обладатель каштановых усов. — Иной раз этак поэтично закрутит…
— Заносчивый выскочка! А то и шпион.
— Смотрите, при нем не ляпните, — остерег круглолицый. — Эйланцы народ горячий.
— И что он сделает? Вызов мне бросит? Я барон Хир-Дорт, потомственный офицер, секунд-лейтенат королевской гвардии, а он кто? Секритаришко!
— Не скажите, — пробормотал круглолицый. — Я видел, как он обращается с саблей…
В этот момент дверь, в которую барышня Кайса ходила за книжкой, открылась, и на пороге показался молодой человек в строгом темно-сером сюртуке. Очевидно, тот самый эйланец. Нет, настоящий ланн! Какими их рисуют на картинах и описывают в исторических книгах. Среднего роста, ладный, подтянутый. Черные глаза, оливково-смуглая кожа с золотистым оттенком, правильные черты лица, крупные ровно настолько, чтобы быть выразительными, но не грубыми. Наряди его в чешуйчатый доспех и островерхий шлем, посади на коня, дай в руку меч — и держись, Ригония!
Молодой человек направился к двери напротив.
— Кавалер Джеруч! — с притворным радушием воскликнул юный барон Хир-Дорт, вновь беря в руки карты. — Не желаете присоединиться?
Эйланец на ходу покачал головой, окинув офицеров взглядом, в котором чудесным образом соединялись кипучий темный огонь и арктический холод.
— Благодарю, барон, в другой раз.
— Кавалер! — вступил усатый Дегеринг. — Уважьте наше любопытство. Эйланцы слывут лучшими фехтовальщикам в Осиденне. Говорят, у вас даже нищий пастух, взяв в руки саблю, будет знать, что с ней делать. А вы владеете каким-нибудь холодным оружием?
— Кроме гусиного пера, разумеется! — хохотнул юный барон.
Лицо Джеруча осталось бесстрастным.
— Маркиз, не одолжите вашу саблю? — любезно обратился он к круглолицему.
Тот помедлил, потом, привстав, вынул клинок из ножен и протянул эйланцу рукоятью вперед.
— И вашу, виконт, — Джеруч одними губами улыбнулся Дегерингу. — Если позволите.
Здоровяк с ухмылкой подал кавалеру свое оружие. Но взгляд у него был напряженным.
— Благодарю вас, господа.