Кошка и Токио

Охаси припомнил, как однажды приятели все же уговорили его пойти с ними в церковь. Хори с Симадой только-только окрестились и лишь примеряли к себе образ добрых христиан, а вот Така уже уверовал во все это по-настоящему, до глубины души. Охаси грустно было наблюдать, как эти люди, которым в жизни сильно не повезло, пляшут под чужую дудочку ради бесплатной кормежки. Перед едой требовалось долго сидеть и слушать священника в дешевом костюме и с зализанными назад волосами, вещающего, как Иисус Христос умер, дабы спасти всех и каждого. Так вот, в тот раз пастор неожиданно заявил – причем без малейшей даже тени сомнения, – что жители Хиросимы и Нагасаки заплатили за грехи свои. Услышав такое, Охаси сперва даже ушам не поверил. Неужто этот человек и впрямь говорит столь чудовищные вещи?! Он что, действительно верит в то, что исходит из его собственных уст?! После такого Охаси ни разу больше в церковь не ходил. Ему тошно было при мысли, что эти хваленые христиане охотятся на несчастных людей, опустившихся на самое дно жизни, кормя их отвратительными помоями и еще более мерзкими идеями. Буддисты на это никогда бы не пошли!

А по завершении той проповеди во дворе церкви появились высокомерные дамочки, подававшие бездомным суп мисо. И, судя по тому, как они избегали смотреть людям в глаза, по тому, как морщились и воротили носы, Охаси видел, что им противен запах и запущенный вид этих отбросов общества. И было слишком очевидно: суп они там подавали только для того, чтобы убедить самих себя, что они хорошие, добропорядочные люди.

– Тут кое-какие слухи поползли… – молвил Симада.

– Да? – откликнулся Охаси и поглядел на приятеля, низко опустившего свое серьезное лицо.

– На бездомных по городу облавы, – скосил на него взгляд Симада.

– С чего вдруг? – Охаси сдвинулся чуть набок, сев поудобнее, и сделал глоток пшеничного чая.

– Из-за Олимпиады, – пояснил Хори. – Давай, Симада, расскажи-ка ему сам!

– Ну… – Симада сделал глоток саке. – Люди исчезают с улиц. Как Танимото, например. Помнишь такого? Никто не знает, куда он делся. Пропал. Уже несколько недель никто его не видел. Исчез бесследно. С тех пор как объявили, что у нас будут проводить Олимпиаду, что-то постоянно происходит. Сносят старые здания, строят новые стадионы, очищают улицы. Короче, всячески наводят лоск. Избавляются от нежелательных элементов. Так что город меняется, – фыркнул он.

Разговор снова прервал поезд, точно по расписанию прогрохотавший мимо.

– А может, Танимото-сан просто вернулся домой, к своей семье? – предположил Така, продолжив беседу.

– После этой жизни невозможно просто взять и вернуться домой, – возразил Симада. – Эта вот грязь, – показал он загрубевшую ладонь, – уже не смывается. Мы теперь не совсем люди. Недочеловеки. Даже для наших родных.

Охаси устремил отсутствующий взгляд в небо, остальные между тем поочередно сделали по глотку.

– Я слышал, людей сажают в фургоны и куда-то увозят, – подал голос Хори.

– Кто тебе сказал? Кто эти фургоны видел? – спросил Охаси.

– Не знаю. Но слухи-то ходят неспроста, сам понимаешь!

– И куда бы, интересно, их могли отвозить?

– Кто знает… – мрачно изрек Симада.

– Сомнительно все это, с каким-то душком, – сказал Охаси, отрешенно взирая в пространство.

– Как у Таки изо рта, – оскалился в зубастой улыбке Хори.

Некоторое время все четверо сидели молча вокруг огня, понемногу потягивая свои напитки и задумчиво глядя на пламя. Внезапно из этой коллективной медитации их вырвал громкий выкрик из потемок:

– Алло!

– Ч-черт… – с досадой буркнул Симада.

– От блин… – мотнул головой Хори.

У Охаси мигом упало настроение.

– Чем это вы тут, засранцы, занимаетесь?! – Огромная неуклюжая фигура, пока что не полностью различимая во тьме, приближалась к костру, неотвратимо надвигаясь на их тихую компанию.

– Ничем, – ответил Хори.

– Что значит «ничем»? Сразу видно, когда что-то эдакое делаешь! Что это вы тут пьете?

– У меня есть пшеничный чай, Кейта-сан. Угощайся, коль желаешь! – предложил Охаси.

– Пф-ф! Пшеничный чай! Кто станет пить это дерьмо? Если только ты не подмешал туда чего-нибудь эдакого…

Грубоватые черты Кейты теперь стали хорошо видны, на испещренной оспинами коже вспыхивали слабые отблески костра. Он пристально поглядел в лицо Охаси, и тот невозмутимо выдержал его мутный взгляд.

– Увы, я больше не употребляю алкоголь, – сказал Охаси, хотя не сомневался, что Кейта и так прекрасно это знает.

– Чушь собачья! Видел я, как ты нажирался в стельку, так что даже ссал в штаны.

– Я полагаю, ты меня с кем-то путаешь, – холодно произнес Охаси.

– Ты что это, назвал меня вруном? – Пробравшись за спину Симады, Кейта обнаружил большую пластиковую бутылку с дешевым саке, которую неспешно распивала у костра компания. – Ага, вот и оно! Как раз то, о чем я и говорил!

Он поднял с подстилки находку, отвинтил крышку и начал большими глотками глушить содержимое. На державшей бутылку руке не хватало двух пальцев – безымянного и мизинца.

– Эй, не увлекайся! – встрепенулся Хори. – Это на всех.

Кейта отнял бутылку ото рта и вытер губы ладонью, вперив в Хори раздраженный взгляд.