Кошка, которая умела плакать…

Несколько следующих страниц было аккуратно вырезано из книги, не выдрано, а именно со всей тщательностью вырезано.

А дальше… вот дальше начинался чистый кошмар. На смену картинам жизни в подземельях пришли картины смерти… Покинув свой город, алаи, которые теперь именовали себя д'ал, отправились покорять «земли иноверцев», пошли на священную войну… во славу Аласаис! Обо всём этом, изложенном с подробностями, от которых шерсть вставала дыбом, узнали Анар и Алу из священной книги…

…В завоёванных землях была налажена сложная, но вместе с тем, как выяснилось, действенная система управления странами и даже целыми мирами, сбор дани, набор в армию, распределение работ, названия многих из них ничего Анару и Алу не говорили. Зато приведённые ниже цифры не просто говорили — кричали о бесчисленных жертвах безумства горстки алаев, возомнивших себя хозяевами Вселенной, сверх-расой, о том, как стремительно набирали силу они, предавшие дух Аласаис и самих себя, как росли их армии, как совершенствовались навыки их магов.

Стоило этим алаям установить господство в одном мире, как затевалась новая война. Анар с Аниаллу читали весёлое, бодрое повествование о смертях, о бессмысленном героизме сопротивления, о слезах и мольбах о пощаде.

Такого отвращения, как эта книга в роскошном, вычурном переплёте, у Аниаллу ещё ничто не вызывало за всю её многовековую жизнь. Девушке хотелось закрыть глаза, не читать больше, не видеть этих слов, не знать этого позора. Ей не верилось. Но ужас постепенно сменялся удивлением, а за ним уже маячил серый призрак холодной ярости.

Тем временем Анар перелистывал страницу за страницей этой Летописи Позора, как назовёт её потом Аниаллу. И вот наконец последний из заполненных листов предстал перед алаями:

«Но владыка мой не остановился на этом, — прочитали они, — он, истинный алай, повёл своих воинов дальше. И новые миры склонились перед ним. Порядок воцарился на бескрайних просторах оказавшихся под его могучей лапой земель. Покидая прародину, благословенный подземный город, где мы впервые осознали себя д'ал, наш народ поклялся, что не вернётся сюда до тех пор, пока мощь наша не достигнет таких вершин, что мы будем в силах одолеть всех иноверцев и богохульников за пределами Руала».

Дочитав текст и убедившись, что Аниаллу тоже покончила с этим пренеприятнейшим занятием, Анар с шумом захлопнул фолиант.

— Это ужасно. Невероятно и ужасно, — глухо проговорила алайка, после долгого молчания.

— Это может быть и неправдой, — предположил Анар, хотя в глубине души был полностью уверен в том, что страницы этой книги хранят описание реальных событий. — Руалские жрецы коварны — Агир мог прознать о предательстве своего дяди, убить его и всех его приспешников, а затем написать эту книгу, чтобы оправдать свои деяния.

— Анар, — вздохнула Аниаллу, — тот, кто писал эти страницы, свято верил в то, что он пишет правду.

— Магией можно… — попробовал было снова возразить Анар, но взглянув на Аниаллу, понял, что приятной ложью её не утешить.

— Спасибо, но не стоит меня так успокаивать, — она накрыла его руку своей узкой, похолодевшей вдруг ладонью. — Закрыть глаза и не видеть правды я не могу. Даже когда искренне хочу этого.

На лице Аниаллу застыла напряжённая улыбка. Она сидела, обхватив колени, и не отрываясь смотрела на сцепленные пальцы рук. Анар не стал ничего говорить ей, он знал, что не пройдёт и часа, как она свыкнется с этой мыслью, и происшедшее перестанет казаться ей чем-то из ряда вон выходящим. Это была одна из черт, которые так восхитили его в Аниаллу — почти мгновенно адаптироваться к любой ситуации, какой бы ужасной и противоестественной она ни казалась. Так, как она взяла себя в лапы там, в гробнице Освободителя… Сам же он был совершенно спокоен — в отличие от Аниаллу, Алу-идеалистки, он привык ждать от своих соплеменников всего чего угодно.

Но Аниаллу не привыкла! Ей претила сама мысль о рабстве… Девушке казалось, что она чувствовала бы себя куда лучше, если бы узнала, что это её алайский мир порабощен, чем то, что кошки выступили в роли завоевателей.

Мерзких тюремщиков! Руал не так ужасал её — те, кто были в нём рабами, сами избрали свою участь, и кошкам не пришлось принуждать их, кнутом и палкой вколачивая в головы законы их новой жизни. Рабы Руала иной жизни не ведали, они не страдали, не чувствовали себя угнетенными, и, главное, сами кошки этой земли не испытывали бы ни гордости, ни наслаждения от сознания того, что другая раса поставлена ими на колени…