Единственным, что хоть как-то облегчало Алу жизнь, позволяя немного передохнуть, были многочисленные ловушки. Большинство их сохранилось с тех древних времён, когда паломничество в Подземелья (тогда ещё, разумеется, не запретные) служило своего рода экзаменом на знание обрядов, каковой каждый благородный руалец обязан был сдавать раз в шестнадцать лет. Взыскательные заклятия-стражи не реагировали на путников, исполнявших нужные гимны, и жестоко обрушивались на всякого, кому не посчастливилось перепутать слова молитвы. Ловушки этого типа не доставили алаям особых хлопот, благо Аниаллу загодя запаслась копией воспоминаний жреца, некогда успешно добравшегося до Гробниц. Но были и другие ловушки – гораздо более юные и зубастые. «Не иначе, мать постаралась», – ворчал Анар, обезвреживая очередную смертоносную пакость… ворчал, а затем продолжал свой допрос с пристрастием.
Впрочем, Анару тоже доставалось – подчас, когда он «выстреливал» в Алу очередным вопросом, «отдача» была так сильна, что он несколько часов ходил под впечатлением от услышанного. Его ждало одно потрясение за другим, самым большим из которых, пожалуй, оказалось то, что Великая Мать Всех Кошек Аласаис не была создательницей Бесконечного. Отнюдь. Он существовал задолго до того, как она пришла сюда из-за Ребра Миров – преграды, разделяющей Вселенную на две бесконечно огромные части.
– А что там, на той стороне? – тут же стал допытываться Анар.
– Никто не знает, – ответила Аниаллу. – Великий Переход отнял у Аласаис и её спутников (мы называем их «наэй» – пришедшими) память.
– Полностью?
– Ну, кое-что уцелело, но по этим жалким крохам, увы, весь пирог не восстановишь. Нашей Аласаис, правда, повезло больше, чем другим наэй – она хотя бы помнит, что было в первые часы после Перехода. – Аниаллу поскребла когтем нос, вспоминая, и процитировала: – «Нас раскидало по склону одной из Серебряных скал, неподалёку от озера Скорби. Несколько минут мы растерянно озирались, глядели, как разрушаются наши оболочки и всё то, что мы взяли с собой из-за Ребра. Пока у меня ещё были ноги, я встала и от души пнула кого-то из них – уже не помню кого. Наверное, мы не слишком ладили в прошлой жизни… А потом…», – Алу широко раскрыла глаза, – а потом Бесконечный вдруг взял и распахнул перед наэй свою Память – как какое-то небывалое меню, из которого каждый из них мог выбрать блюдо себе по вкусу. Наэй получили возможность слиться с определённой стихией (если только сны, смерть или эмоции можно так назвать), обрести над ней власть, несравнимо большую, чем власть любого бога.
Анар дёрнул уголком рта, пряча улыбку, – приятно было сознавать, что покровительница его народа всё-таки оказалась весьма и весьма влиятельной персоной.
– Некоторые из наэй, собственно, перед выбором не стояли, – продолжала Алу. – Лайнаэн, к примеру, не могла стать ничем, кроме Света (в некотором роде она была им и в допереходные времена). У других же он был относительно широк. И всем им – Неллейну, Элленике и Изменчивому, Веиндору, Тиалианне и Аласаис – пришлось в спешном порядке сделать его, исходя своих целей и… склонностей.
– И из всего этого многообразия Аласаис выбрала эмоции и чувства, – усмехнулся Анар.
– Да. А что бы выбрал ты?
Он задумался на мгновение.
– Магию, наверное. Или знания, или… нет, так быстро не сообразишь. Но уж точно не что-то настолько… зыбкое. Это бы мне даже в голову не пришло.
– А ей, как видишь, пришло, – пожала плечами Алу. – Она не думала о могуществе или о том, как сможет послужить общественному благу. Аласаис просто хотела облегчить себе жизнь и попросила у Бесконечного то, чего ей самой, как ей тогда казалось, недоставало – власть над эмоциями и дар понимать природу чужих душ.
– И она не пожалела?
– Нет. Насколько мне известно, никто из наэй не пожалел, хотя некоторые из них в придачу к новым возможностям получили и массу обязанностей. Бесконечный призвал их к себе на службу, вверив им судьбы триллионов населяющих его существ.
– Вот, какая-то изнанка всё-таки была. Я только хотел спросить тебя, с чего это он так расщедрился?