Кошка, которая умела плакать. Книга 1

Высокие створки, сплетённые из чёрных шипастых ветвей, бесшумно распахнулись перед Аниаллу. С площадок, шершавыми языками выдающихся из замковой стены по обе стороны ворот, на сианай внимательно и строго взирали глаза крупных, поджарых пантер. Гладкие шкуры их лоснились в свете Глаз. Хмурые хищники сидели настолько неподвижно, что их с лёгкостью можно было принять за статуи. Кошки Аласаис редко несли стражу в своей двуногой форме – им было не по силам отстоять долгие часы дежурства, вытянувшись в струнку. Они начинали сутулиться, переминаться с ноги на ногу, физиономии их принимали кислое, недовольное выражение, хвосты обвисали. В общем, вид такие охраннички имели не самый внушительный. Другое дело – благословенная кошачья форма! В ней и удобно, и хоть клубком свернись или между пальцев шерсть выкусывай – всё равно будешь выглядеть надлежащим образом: величественно и грозно.

Аниаллу вплыла во Внешний двор, непривычно пустой и тихий. Его устилал упругий тускло светящийся мох. На противоположном конце овальной площади этот живой ковёр прорезали два огромных серых корня. Они огибали широкую лестницу и бычьими рогами загибались вперёд и вниз, взрывая землю в четырёх десятках хвостов от ворот. На корнях были вырезаны имена всех членов семейства, и, прикоснувшись к любой из подписей, можно было узнать, дома ли её хозяин (если, конечно, он не пожелал скрыть своё присутствие). Правда, тем, кто не обладал развитой интуицией, сделать это было не так-то просто: попробуй отыщи нужное среди нескольких тысяч имён, хаотично разбросанных по корню и имеющих гадкое свойство переползать с места на место – в этом так и сквозила горячая любовь эалов к незваным гостям.

Время от времени на корнях появлялись похабные карикатуры на правящую верхушку Бриаэллара за авторством его высоконагломордия Энаора – сына бедняжки Меори, матриарха дома ан Ал Эменаит. Художник из этого великовозрастного пакостника был никудышный, зато подмечать чужие недостатки он умел, как никто. Может быть, потому, что сам был весь один сплошной недостаток.

У основания корней из гладкой древесины выныривали перекошенные ужасом лица – портреты воров, в разные годы изловленных в стенах замка. Поговаривали, что патриарха Селорна по молодости посещала крамольная мысль заточить в этих же корнях и их души – так сказать, в целях предотвращения рецидива. Но то ли жрецы Веиндора Милосердного помешали, то ли сам Селорн придумал что-то поинтереснее.

Справа и слева двор ограничивало трёхэтажное здание, за которым виднелись крыши других строений, витражные купола и, конечно, деревья, деревья, деревья… По фасаду его тянулись галереи с лёгкими арками, куда и направила свой глимлай Аниаллу. Ироничные взгляды статуй, цепляющихся за резьбу стен острыми серебряными когтями, напомнили ей о том, что летать во владениях дома ан Ал Эменаит себе дороже: патриарх Селорн буквально зверел, когда его подданные «изменяли Аласаис (даровавшей им прыгучие и лазучие тела) с презренным Повелителем Ветров». Волшебная доска послушно опустилась, Аниаллу спрыгнула на пол и от души пнула «некотоугодный» глимлай пяткой. Ветви, из которых он был сплетён, разом пришли в движение – доска превратилась в клубок золотистых змей, быстро уменьшающийся, словно гады уползали в какое-то невидимое отверстие. Не прошло и пары секунд, как глимлай обернулся коротким жезлом, мягко опустившимся на ковёр. Аниаллу подняла его, сунула в сапог, а распрямившись… порадовалась, что так вовремя скрыла улики преступления – к ней направлялся патриарх Селорн собственной персоной.

Как и все эалы, он был густо, идеально чёрен – от ступней ног до внутренней стороны прижатых ушей, от кончика мощного хвоста до недовольно кривящихся губ. Патриарх не отличался особенно высоким ростом или шириной плеч, на нём не было плаща или чего-нибудь в этом же духе, но Аниаллу не могла избавиться от ощущения, что его сумрачная фигура заполняет собой всё пространство галереи, неумолимо надвигаясь на замершую сианай подобно грозовой туче. Глядя на него, хотелось юркнуть куда-нибудь в неприметную узкую щёлочку и затаиться там, зажмурившись и стараясь не дышать. Но никаких щёлочек поблизости не оказалось, и Алу оставалось только, замерев, смотреть на эала, гневно прищурившего ядовито-зелёные глаза.

– Я разочарован, – прорычал он, остановившись в нескольких шагах от неё. – Как ты посмела, недостойная дочь, так опорочить имя своей семьи?! Понимаешь ли ты, что могла тем самым навлечь гнев Аласаис на всех нас? Я проклинаю тот день, когда взял тебя, приблудную, в свой дом!

– Прости меня, отец! Прости, что разочаровала тебя. Я готова понести любое наказание, – Аниаллу опустилась на одно колено и склонила голову. Её пальцы сплелись в замок за спиной в знак искреннего раскаяния за содеянное.

– То, что ты сотворила, невозможно простить.