Кошка, которая умела плакать. Книга 1

Алу сбросила сапоги у входа и босиком пошла вслед за патриархом. Моховая дорожка щекотала ей пятки, разминала ступни ног, так и не привыкших ходить в обуви. Нечасто Аниаллу приходилось видеть столько эалов, собравшихся вместе – разве что во время религиозных праздников. Ещё реже дом ан Ал Эменаит приглашал такое количество гостей: больше сотни кошек других пород, а также всевозможных неалаев. Здесь был даже дракон: он полумесяцем возлежал на поляне, закрывая своим могучим телом нижний этаж ближайшего здания. Он был ещё молод (чтобы не сказать – мал) и посему мог с лёгкостью уместиться в этом дворе. Кто-то прилепил на спину дракона несколько свечек, и их яркие жёлтые огоньки, отражаясь в чёрных зеркальцах его щёгольски отполированных чешуй, солнечными зайчиками прыгали по каменной кладке.

Множество разноцветных алайских глаз, постоянно жмурящихся от удовольствия, сияли рядом с сотнями свечей. Их обладатели валялись на подушках, раскиданных повсюду, прохаживались, беседовали, лакомились эльфийскими деликатесами, затевали шутливые потасовки, танцевали или просто наблюдали за своими соплеменниками, устроившись в дуплах и на ветвях деревьев.

Аниаллу на ходу отвечала на приветствия и улыбки, стараясь не отстать от Селорна. Её удивило, как далеко отошли эалы от своего обыкновения, устраивая этот праздник: и меню, и костюмы, и музыка – всё было продумано, воссоздано с несвойственным им уважением к чужой, эльфийской, культуре. Словно озлившись на драконов Веиндора, эалы вдруг обнаружили, что на фоне этих чешуйчатых остальные расы не так уж плохи и не будет большого стыда, если они позволят себе перенять кое-какие из их обычаев.

Впрочем, картину то и дело нарушали то чьи-то когти, пропоровшие мысок сапога, то чья-то слишком высоко задранная, разорванная по шву юбка, демонстрирующая ногу с сухими, сильными мышцами охотницы. Некая прелестная дама, склонив изящную, увенчанную диадемой головку, сосредоточенно слизывала с пальцев мясной сок. Через стол от неё господин в рубашке с высоким воротником и расшитом еловыми лапами жилете угощал свою подругу канапе, нанизанным на собственный коготь…

Посреди лужайки маргариток, выделяясь из толпы зрителей атласной белизной кожи, плавно перетекала из одного танцевального па в другое парочка золотоухих ан Камианов. Уж они-то не позволили себе ни единой оплошности, ни малейшего отступления от образа: каждая деталь их нарядов – от узлов на шнурках до плетения косиц, каждый их жест и слово были идеально выверены. Если бы не кошачьи черты, их невозможно было бы отличить от тех, чьи маски им было угодно примерить этой ночью. От них даже пахло духами, точно воспроизводившими тонкий аромат согретой солнцем эльфийской кожи.

– …А ты как думаешь? Это, друг мой, целая наука. Есть на свете такая замечательная вещь, как Кошачесть, – донеслось откуда-то слева; кто-то говорил тоном существа, одаряющего окружающих бесценными крупицами своей мудрости, – и вот этого у неё в избытке.

Аниаллу отыскала философа глазами – им оказался немного нескладный, как все молодые коты, эал, растянувшийся на живой изгороди. Он поигрывал бокалом с вином и сверху вниз взирал на своего товарища, сидевшего на траве.

– Правда, ушки у неё несколько великоваты, но ей и это идёт! – с видом истинного ценителя женских прелестей закончил свой монолог юноша.

Он отправил в рот зеленовато-серый листочек аланаи – ‘котовника’, единственного растения, которое позволяло алаям ощутить состояние, отдалённо напоминающее опьянение. Это была безопасная травка, не вызывающая привыкания и не действовавшая на котят, которые могли бы к ней пристраститься.

Аниаллу широко улыбнулась, глядя на юного эала. Тот почувствовал её взгляд. Темная кожа не позволяла заметить, как зарделись его щёки, но теплочувствительные глаза сианай увидели это. Юнец поспешно обернулся пантерой, но нос его всё равно горел в ночи ярко-алым треугольником. Это было так забавно, что Алу быстро отвернулась, не в силах сдержать смех. Она наконец ощутила себя дома. «О Аласаис, до чего же я люблю их всех!..» – подумала Аниаллу, обводя двор восхищённым взглядом, и чуть не икнула от удивления.

– Теллириен? Как он-то здесь оказался? – шёпотом спросила она у Селорна. Патриарх пожал плечами.

Этого эльфа знали во всем Энхиарге не только как замечательного певца и сказителя, но и как рьяного защитника природы, одного из тех немногих, кто дерзнул открыто выступить против магов из Линдорга, отравивших отходами своей чародейской деятельности окрестные леса.

– Скоро минет пятьсот лет со дня победы на Огненной реке, – мысленно ответил на её вопрос сам Теллириен, подняв на сианай глубокие серые глаза. – Я хотел бы сочинить новую песнь о тех великих днях. И никто лучше тебя не поведает мне о них.

Алу кивнула.

Рядом с Теллириеном сидела (в платье!) Ирера, вторая дочь Селорна, и аккомпанировала знаменитому менестрелю на арфе, одном из любимых инструментов алаев. Эалийка приветливо улыбнулась Аниаллу.

– Мне необходимо поговорить с ним, – донёсся до сианай голос Селорна.