Кошка, которая умела плакать. Книга 1

– Твой отец, Ирсон, при всём моём к нему уважении, всегда был довольно внушаемым человеком. Когда нам с ним было лет по пять-шесть, он услышал, как наш сосед, у которого минувшей ночью кто-то обглодал всю вишню, кричит, что воры ещё пожалеют о том, что сделали – он-де раскошелился на защитное заклинание: ягоды скоро начнут жечь им живот и не перестанут, пока те не сознаются. «Ждите-ждите, пока они не продырявят вам пуза и углями не посыпятся под ноги!», – завывал он, потрясая обломанной веткой.

– А вишню, надо полагать, обобрали вы? – Ирсон не сдержал улыбки, представив своего отца рыжим сорванцом, прыгающим с ветки на ветку.

– Разумеется. К утру у твоего отца живот болел так, что он умолял меня пойти и рассказать соседу, как всё было. И это при том, что тот, разумеется, ни к какому магу не ходил.

– Но ему было шесть.

– Верно. С годами Ирсон стал гораздо мудрее. Но ведь и проповеди жрецов Тиалианны и Веиндора – это отнюдь не крики деревенского старика. На Ирсона со всех сторон обрушилась веками оттачиваемая пропаганда. И он не устоял.

– А как же мама? Если, как вы говорите, судьбу отца неожиданно изменили, как она могла этого не заметить?

– Она, как и ты, знала, что Ирсон – смертный. Но, видимо, не отваживалась посмотреть, какой именно срок ему отмерян – сто лет, двести, четыреста? Она была уверена, что времени им отпущено вдоволь: слишком жизнерадостным и активным существом был твой отец. Представляю, каким ударом стало для неё то, что это оказалось не так.

– Вы правы. Она этого не ожидала, – согласился Ирсон; ему было не по себе – с одной стороны, в словах Рестеса всё было вроде бы вполне логично, но с другой – что-то явно не клеилось. В душе таная поднималась волна будоражащей силы, он не мог сказать, что это – облегчение, возмущение, гнев или радость. Но оно вот-вот готово было выплеснуться наружу. «Стать танаем – значит предать своего отца»…

– А представь себе, сколько других жён, отцов, сыновей и дочерей не ожидают, что их близких спалят, как шулер лишние карты в камине. Я хочу предложить тебе стать одним из тех, кто пытается положить этому конец. Тех, кто спас от смерти меня… и мог спасти твоего отца.

– Это достойная цель, – выдержав паузу, сказал Ирсон. – Но ответь мне на один вопрос: зачем, по-вашему, Тиалианна и Веиндор всё это делают?

– Чтобы никто не мешал им управлять нашими судьбами так, как им вздумается. Помыкать нами, – поморщился Рестес.

– То есть, по-вашему, они добиваются…

– Власти, – веско закончил Рестес и воззрился на Ирсона с таким видом, будто ожидал, что тот сейчас начнёт причитать, каким слепцом он был до сих пор, и благодарить гостя, что тот открыл ему глаза. Но случилось обратное – это слово, как мощное контрзаклинание, вмиг разрушило все чары красноречия Рестеса. Ирсон вздохнул полной грудью, стряхивая напряжение.

– Тиалианна и Веиндор – власти? Дядя Рестес, вы сами-то в это верите?

– Да.

– А я – нет, – просто сказал Ирсон. – Когда наэй пришли в Бесконечный, они уже сами по себе были весьма и весьма могущественными сущностями. Не чета местным богам. Им ничто не мешало поработить тут всех направо и налево. А вместо этого они отдали значительную часть своего разума на службу Бесконечному – нам с вами и мириадам других существ. Они практически отказались от собственных личностей. Особенно – Веиндор. У него даже воплощения нет, чтобы, не приведи… кто-нибудь, он не стал пристрастным. А вы говорите – «власть»!

«Стать танаем – значит предать своего отца», – фоном звучало в голове Ирсона. Поименованное вслух это потаённое, сокровенное, жгуче-стыдное чувство потеряло свою гипнотическую власть над ним. Ирсон вдруг вспомнил, как однажды в детстве не мог уснуть: ему всё мерещилась у окна какая-то мохнатая тень – порыкивает, почёсывается, скребёт когтями по полу. Собравшись с духом, он включил свет. Увы, тень оказалась отнюдь не корзиной для белья: в углу копошился дикий игшааг, тот самый, который загрыз соседскую козу и откусил дочери кузнеца палец. Тогда, вместо того чтобы продолжать дрожать или драпануть со всех ног из спальни, Ирсон вдруг испытал огромное облегчение, схватил со стола ножик и первым бросился на мерзкого хищника. Слабенькая, трясущаяся тушка испуганного ребёнка в мгновение ока превратилась в сильное, ловкое, гибкое тело молодого таная. Почти то же самое он чувствовал и сейчас.

– И ты веришь в эти сказки про бескорыстных наэй? – уже понимая, что теряет власть над ним, спросил Рестес.

– Верю. Я вижу, как выворачиваются наизнанку жрецы Веиндора, Тиалианны и даже Аласаис, чтобы жизнь в Бесконечном стала хотя бы чуть более сносной, – с жаром заявил Ирсон. – Ко мне заходит время от времени одна из Теней Аласаис, и я вижу, до какой степени самоотречения приходится доходить таким, как она, чтобы кто-то из нас смог найти себя, своё дело, свой дом. Не приведи наэй вам это испытать!