Кошки бродят по ночам

— Потом она стала говорить дерзости, и я потерял терпение, сказав, что своей неосмотрительностью она поставила меня в крайне неприятное положение.

— Какие именно слова вы употребили?

— Я сказал, что она слишком много треплет языком.

— И что потом?

— Она стала плакать.

— Продолжайте. Я не могу сидеть здесь так долго, выцеживая из вас слова в час по чайной ложке. Что произошло? Она принялась плакать, тогда вы ее уволили, так?

— Нет, я ее не увольнял. Она встала и, не говоря ни слова, вышла из кабинета и села за пишущую машинку.

— Продолжая плакать?

— Думаю, что так.

— Тогда вы поднялись, пошли за ней и…

— Нет, я этого не сделал.

— Что же вы сделали?

— Я сидел и ждал… Потом пришли вы.

Берта сердито сказала:

— Проклятье, почему вы не пошли и тут же не уволили ее, не покончили с этим сразу?

— Потому что я еще не был уверен, что должен ее уволить. Я потерял самообладание и хотел еще раз все обдумать.

— Но вы собирались уволить ее, когда она успокоится.

— Откровенно говоря, миссис Кул, я точно не знал, что мне делать.

— Вы, без сомнения, не собирались оставлять ее дольше у себя на службе, — подсказала Берта.

Ну, я не был уверен, и я, наверное, был виноват, но только частично.

Берта с досадой произнесла:

— Все, что вам надо было сказать, так это то, что вы собирались уволить ее из-за этой неосмотрительности; что вы, наконец, решились и единственной причиной, но которой вы не сделали этого раньше, было ваше нежелание докучать ей, пока она не успокоится. Вы не хотели сцен. Вы решили подождать, когда мы с сержантом Селлерсом уйдем, и тогда сказать ей, что вы больше не нуждаетесь в ее услугах. Когда вы это подтвердите, это будет ясно, что она уволена не из-за моих слов в ее адрес. Вы меня поняли?

— Да, юридическую сторону дела я понял.

— В этом и состояла вся проблема, — сказала Берта. — Но мне пришлось вытягивать из вас это, а вы тянули веревку изо всех сил назад, словно испуганная лошадь. Только, ради Бога, не размазывайте то, о чем мы с вами наконец договорились с таким трудом.

— Но поскольку я ценю юридическую сторону дела, миссис Кул, боюсь, что не смогу вам помочь.

— Что вы хотите этим сказать?

— В то время я не собирался увольнять мисс Дирборн. Это решение я принял позже.

Берта вздохнула.

— Хорошо, во всяком случае, я могу положиться на вас и дать показания, что у вас был с ней разговор по этому поводу.

— Нет, миссис Кул!

— Что «нет»?

— Категорически нет. Тогда меня спросят, в чем я упрекал ее… и если обнаружится, что мне пришлось отчитать ее за то, что она сказала моей теше, тогда миссис Голдринг никогда мне этого не простит. Она заявит, будто я пытался что-то утаить, а она как мать Мейбл… Нет, миссис Кул, я ничем не могу вам помочь. Это только между мной и вами. Даже если в суде меня спросят, то я буду отрицать, что у меня с мисс Дирборн произошло какое-либо объяснение. Я должен это сделать.

Берта Кул медленно поднялась, сердито глядя на Эверетта Белдера.

— Сумасброд! — бросила она и стремительно вышла из офиса.

Глава 11 Вопрос о злом умысле

Роджер П. Друмсон, старший компаньон компании «Друмсон, Холберт и Друмсон», закончил чтение иска и посмотрел поверх очков на Берту Кул.

— Насколько я понимаю, миссис Кул, вас наняли выяснить, кто написал те письма. У вас были обоснованные причины быть уверенной, что их написала истица?

— Да.

— Это хорошо. Очень хорошо! Так какие были причины?

— Я знала, что они были напечатаны высококвалифицированной машинисткой на портативной машинке. Имоджен Дирборн действительно печатала записку своему начальнику на машинке.

— Как вы это узнали?

— Я сравнила стили и шрифты.

— Нет-нет. Я хочу спросить, как вы узнали, что она напечатала их на той самой пишущей машинке?

— Она сама об этом сказала.

— В присутствии свидетелей?

— Да.

— До того, как вы предъявили это обвинение?

— Конечно. Прежде чем нанести главный удар, я убедилась в правильности своих подозрений.

Друмсон вернулся к рассматриванию иска, нахмурился и с порицанием взглянул на Берту:

— Вы назвали ее прохвосткой, миссис Кул?

— Да.

— Это плохо.

— Почему?

— Это предполагает предумышленность ваших действий.

— Какое, черт возьми, это может иметь отношение к делу?

На лице Друмсона появилась отеческая, слегка покровительственная улыбка.

— Видите ли, миссис Кул, закон предусматривает определенную неприкосновенность для лица, которое действует добросовестно и без злого умысла, как должно поступать благоразумное лицо. В глазах закона существуют определенные отношения, которые можно назвать привилегированными, но для того, чтобы воспользоваться их преимуществом, лицо должно показать, что все, что оно говорило, честно и без злого умысла.

Как я понимаю ситуацию, вы — частный детектив и наняты Эвереттом Белдером для того, чтобы узнать, кто написал эти письма. У вас были веские основания считать, что данным лицом является та секретарша. Это была ошибка, но ошибка честная, которую может совершить каждый.

Берта поспешно кивнула.

— Итак, миссис Кул, — продолжал Друмсон, — ваше положение может стать привилегированным при условии, что ваши слова не несли злого умысла.