Кошки-мышки

Преступники, страдающие нарциссизмом, ведут себя по-иному. Они не заботятся ни о ком, кроме себя самих, хотя умеют притворяться, что судьба других людей им тоже небезразлична. Истинные «нарциссы» не умеют располагать к себе других. У них преобладает раздутое чувство собственного «я». Такие люди становятся крайне возбудимыми и опасными в том случае, если их критикуют. Они считают, что к ним следует относиться по-особому. Слишком заняты своими ощущениями удачи, власти, собственной красоты и любви.

Тип отклонения: личность, избегающая общества. Никогда не будет первым входить в контакт, если не заручится полным пониманием. Избегает всяческих взаимоотношений с людьми. С виду эти индивидуумы спокойные, их легко смутить. Специалисты считают, что они опасны по-своему и способны совершать преступления исподтишка.

Тип отклонения: садистская личность. Индивидуумы-разрушители. Чтобы установить свой контроль, всегда прибегают к насилию и жестокости. Наслаждаются причинением физической и психологической боли. Любят врать только для того, чтобы обидеть. Одержимы насилием, пытками и, в особенности, смертью других людей.

Как я уже говорил, все это приходило мне в голову, пока я летел над Атлантикой. Однако больше всего меня интересовало мое заключение относительно мистера Смита. Им-то я и поделился с Крейгом в Куантико.

За время долгого и сложного расследования я пришел к выводу, что мистер Смит соответствует всем четырем классическим типам убийц. Кажется, что он стопроцентно подходит под один тип, но потом, через некоторое время что-то меняется в его психике, и он становится похожим на другой. Затем все повторяется. Возможно, он даже представляет собой новый, пятый тип убийцы-психопата, еще не описанный наукой.

Не исключено, что бульварные газетенки все же была где-то правы, называя его «Чужим». Он действительно не походил на человека. В этом я был уверен, потому что именно он убил Изабеллу.

Вот почему я никак не мог заснуть в самолете. Может быть, по той же причине бессоннице было суждено мучить меня всю оставшуюся жизнь.

Глава 94

Кто может забыть хоть мельчайшую подробность гибели своего любимого человека? Я, конечно, не могу. И хотя с тех пор прошло уже четыре года, яркость тех страшных событий ничуть не померкла в моей памяти. Я как будто переживаю все это заново. А было это так, как, собственно, я и рассказал тогда полиции Кембриджа.

Была глубокая ночь, где-то около двух часов. Я своим ключом отпер нашу квартиру на Инман-стрит. Неожиданно я остановился. Мне показалось, что в квартире что-то неладно.

Я живо помню все мелочи внутри нашего дома. Никогда мне их теперь не забыть. Прямо в коридоре висел плакат со словами «Язык – это больше, чем речь». Изабелла, мой кабинетный лингвист, обожала играть словами. Так же, как и я. И это тоже объединяло нас.

Тут же, в прихожей, стоял любимый торшер Изабеллы с абажуром из рисовой бумаги.

Ее коллекция книг в переплетах, которую она привезла сюда из дома. Они стояли там, как солдатики, аккуратные белые переплеты с черными буквами.

Я задержался в местной забегаловке Джиллиана со своими однокурсниками, которые, как и я, только что закончили учебу и получили распределение. И теперь, после долгих лет напряженной учебы, бессонных ночей и зубрежки, нам хотелось немного выпустить пар. Мы сравнивали больницы, в которых нам предстояло начать работу уже осенью, обсуждали их преимущества и недостатки. Разумеется, мы торжественно поклялись не забывать друг друга и встречаться, зная при этом, что, скорее всего, больше никогда не увидимся.

Кроме меня присутствовали трое моих лучших друзей: Мария Джейн Руокко (она стала педиатром в Бостоне), Крис Шарп (вскоре уехавший в Израиль) и Майкл Феско (не раз впоследствии получавший премии в Нью-Йоркском университете). Мне, в общем, тоже повезло с распределением. Меня направили в Центральную клиническую больницу штата Массачусетс. А это значило, что мое будущее обеспечено.

Когда я добрался до дома, то был, конечно, навеселе, но не настолько пьян, чтобы ничего не соображать. У меня было отличное настроение и ощущение свободы и беззаботности.

И еще одна странная и неприятная для меня подробность: иногда я все же был грубоват с Изабеллой. Я помню известный хит «С тобой или без тебя», который звучал у меня в машине, когда я ехал домой. В то время у меня был десятилетний давности «вольво», который вполне соответствовал моему статусу студента-медика.

Я отчетливо помню, как некоторое время стоял в прихожей, как вкопанный, и только через несколько секунд осмелился включить свет. И что же я вижу? Маленькая сумочка-кошелек Изабеллы валяется на полу, все ее содержимое разбросано вокруг в радиусе трех-четырех футов. Это показалось мне очень странным.

Несколько монеток, ее любимые серьги от Георга Йенсена, губная помада, футлярчик с косметикой, пачка жвачки с ароматом корицы – и все это почему-то на полу.