— Разговаривает этот человек только с набитым ртом, впрочем, по-другому он и говорить не способен, потому что все время жует не переставая.
— Ты, конечно, преувеличиваешь!
— Какое там, вернее сказать, приукрашиваю! Взять, к примеру, хоть прошлый четверг. Представь себе, сначала он съел целиком каплуна из супа, потом запеченный окорок килограмма этак на полтора, а на заедку умял полный противень слоеного рулета.
— Мне импонирует его непосредственность!
— И не успеет прикончить одно блюдо, как уже требует подать к столу следующее; ему-де необходимо видеть, что еще его ждет.
— По-моему, он душка! Так и не скажешь, как его зовут?
— А разве я не сказала?
— Покамест нет.
— Я думаю, его имя вряд ли тебе известно.
— Не хочешь — не говори.
— Его зовут Виктор Чермлени.
— Виктор Чермлени?! Как же ты могла подумать, будто это имя мне не известно!
— Мне казалось, ты не увлекаешься оперой.
— Но Чермлени… Да это имя знает любой и каждый! Певец с мировой славой!
— Был когда-то. А теперь он, бедняга, ведет хоровой кружок при хлопчатобумажном комбинате.
— Неужели пенсия так мала?
— Он не ради денег. Пенсии ему хватает.
— По-моему, он прелесть. Скажи, а в концертах он разве не выступает?
— Только в домах культуры, да и то редко и не с сольной программой. Его предел — один-два коротких романса. Дыхания ему не хватает.
— Почему?
— У него эмфизема легких.
— Это прекрасно!
— Не понимаю, что тут прекрасного.
— Что он поет вопреки всему.
— И голос у него не тот, что прежде.
— В том-то и смысл.
— Теперь я вообще отказываюсь тебя понимать.
— Мне нравится, когда человек, зная, что у него эмфизема легких, дерзает выступать — пусть на клубной сцене — и поет, насколько хватает дыхания.
— Над этим я как-то не задумывалась.
— Мне хотелось бы с ним познакомиться.
— Тебя ждет полнейшее разочарование.
— Почему же?
— По той простой причине, что эта благородная натура существует лишь в твоем воображении. А на самом деле он в точности таков, как я его описала: шумный, неряшливый, совершенно невыносимый тип…
— Странно, что своего покойного мужа ты только добром поминаешь, а этого Виктора совсем с грязью смешала.
— Ну, и что тут странного?
— Можно подумать, будто ты к нему неравнодушна.
— К кому?
— К этому Чермлени.
— Я? К нему неравнодушна?.. Скажешь тоже!
7
Письма (Продолжение)
Гиза, родная моя, продолжаю свой рассказ.
Жизнь — фантастическая штука, сплошное нагромождение чудес, лавина событий, одно удивительнее другого.
Во-первых, не могу объяснить загадочный случай с письмом, которое я отправила Виктору, прося его не приходить в следующий четверг. То ли я забыла надписать адрес, то ли не наклеила марку, но факт остается фактом: письма он не получил. А выяснилось это в четверг вечером, когда я, возвратясь из кино, застала его перед входной дверью.
Соседи мои по четвергам ужинают у родителей супруги адъюнкта. Я заявилась домой что-то около полдевятого, и он, должно быть, уже порядком обрывал звонок. Ты спросишь, каким это образом я проболталась неведомо где до позднего вечера? Но это уже особая статья.