Читаем Кошки-мышки полностью

На ту пору — благодаря цитате, которую Мальке воспроизвел так точно и в таком укромном месте, — я постепенно едва не вернулся к религии, а ведь если бы это случилось, мне не пришлось бы сейчас, испытывая угрызения совести, заниматься низкооплачиваемой социальной работой в Кольпинговом доме, усматривать в Назарете начатки раннего коммунизма, а в украинских колхозах — проявление позднего христианства, не пришлось бы долгими ночами обсуждать с отцом Альбаном, насколько богохульство способно заменить молитву; наконец, освободившись, я смог бы обрести веру, неважно во что, хотя бы в воскрешение плоти; но я вырубил топором кусок доски с любимой секвенцией Мальке, а позднее, когда получил наряд на кухню, превратил эту доску в щепу, уничтожив и твою фамилию.


Традиционный мотив многих легенд о неистребимой отметине, жутковатый, морализаторский и трансцедентный; новая, голая, свежеоструганная доска была красноречивее, чем вырезанная надпись. Но видимо, твое свидетельство размножилось щепками, потому что по нашему подразделению между кухней, караулкой и каптеркой — особенно воскресными днями, когда от скуки мухи дохли, — начали курсировать невероятные истории. Вечная, с небольшими вариациями, песня о рядовом работнике имперской трудовой службы, который год назад оттрубил свой срок в подразделении Тухель-Норд и который творил невероятные вещи. С тех пор остались два водителя грузовиков, повар и каптер, которым удалось избежать перевода в другие места, и все они твердили примерно одно и то же, не слишком противореча друг другу: «Ну и вид у него был, когда он сюда прибыл. Волосы вот досюда. Пришлось для начала отправить его к парикмахеру. Только краше он от этого не сделался, больно уж был лопоухий, а кадык, доложу я вам, вот это кадык! А еще — нет, однажды… или, например… но самое интересное: повез я, как положено каптеру, всех новобранцев в Тухель на санобработку. Встали они под душ, я смотрю и глазам не верю; еще раз взглянул и говорю себе: только не завидуй; член у него — настоящий дрын, в стоячем положении будет сантиметров… даже больше… во всяком случае, обрабатывал он по-всякому своим дрыном жену оберфельдмайстера, ядреную бабенку лет сорока; этого оберфельдмайстера, чудика, потом во Францию перевели; так вот, чудик вызвал парня к себе домой, в поселок для начальства, строить крольчатник. Мальке — так звали парня — поначалу отказывался, но не дерзил, а спокойно возражал, даже ссылался на устав. Начальник решил нагнать на него страху, отправил на два дня чистить сортир. Я парня после работы из шланга поливал, потому что его в общую умывалку не пускали; наконец он сдался, взял инструменты, дощечки от ящиков, отправился на дело. Только он там не крольчатник мастерил, а бабенку трахал. Потом она его еще на неделю для садовых работ затребовала. Мальке каждое утро топал к ней, а к вечерней поверке возвращался. Крольчатника как не было, так и не появилось; тут начальник, видно, смекнул, что к чему. Уж не знаю, застал ли он их, когда парень жену на кухонный стол завалил или когда они на перине, как папа с мамой, кувыркались — наверное, дара речи лишился, когда дрын увидал; здесь, в подразделении, об этом ни слова сказано не было, но Мальке стали то и дело посылать в командировки за разными запчастями, в Оливу или Оксхёфт, лишь бы избавиться от этого коня с яйцами. Видать, жена начальника сильно к нему присохла. В канцелярии говорят, они до сих пор письма друг дружке шлют. Может, дело и впрямь куда серьезней, чем на первый взгляд кажется. Кто их разберет? Кстати, этот Мальке — тут уж я сам свидетелем был — однажды самолично обнаружил под Гросс-Бислау партизанский оружейный схрон. Тоже случай из ряда вон. Вроде обыкновенный пруд, таких кругом полно. У нас не то учения на местности, не то боевая операция; лежим себе с полчаса на бережке, а Мальке все на пруд поглядывает и вдруг говорит: что-то тут не так. Наш унтер-фельдмайстер — забыл, как его звали — только ухмыльнулся, но разрешение дал. Мальке мигом все с себя скинул и полез в пруд. Три раза нырял, а на четвертый нашел в бурой жиже, всего в полуметре под водой, подход к бункеру, самому современному, с гидравлическим погрузочным устройством: мы набрали там оружия на четыре полных грузовика; пришлось начальнику выносить Мальке благодарность перед всем строем. Говорят, даже к награде его представил, несмотря на историю со своей супругой. Представление послали следом, когда Мальке забрали в армию. Он хотел в танковые войска, если его туда взяли».

Перейти на страницу:

Все книги серии Данцигская трилогия

Кошки-мышки
Кошки-мышки

Гюнтер Грасс — выдающаяся фигура не только в немецкой, но и во всей мировой литературе ХХ века, автор нашумевшей «Данцигской трилогии», включающей книги «Жестяной барабан» (1959), «Кошки-мышки» (1961) и «Собачьи годы» (1963). В 1999 году Грасс был удостоен Нобелевской премии по литературе. Новелла «Кошки-мышки», вторая часть трилогии, вызвала неоднозначную и крайне бурную реакцию в немецком обществе шестидесятых, поскольку затрагивала болезненные темы национального прошлого и комплекса вины. Ее герой, гимназист Йоахим Мальке, одержим мечтой заслужить на войне Рыцарский крест и, вернувшись домой, выступить с речью перед учениками родной гимназии. Бывший одноклассник Мальке, преследуемый воспоминаниями и угрызениями совести, анализирует свое участие в его нелепой и трагической судьбе.

Гюнтер Грасс

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза