Читаем Кошки-мышки полностью

Поначалу я воздерживался от участия в подобных разговорах. Винтер, Юрген Купка и Банземер тоже помалкивали, если речь заходила о Мальке. Но иногда за едой или когда мы шли на учения за пределы нашего подразделения и проходили в поселке для начальства мимо второго дома слева, где до сих пор не было крольчатника, вся наша четверка переглядывалась. А увидев на лужайке, среди едва колышущейся зеленой травы, изготовившуюся к прыжку кошку, мы обменивались понимающими взглядами, что безмолвно сплачивало нас, хотя Винтер, Купка и особенно Банземер были мне довольно безразличны.

Примерно за месяц до увольнения — нас постоянно поднимали по тревоге, но ни одного партизана мы не поймали и потерь не понесли, — то есть в ту пору, когда мы сутками спали не раздеваясь, прошел слушок. Каптер, который некогда выдавал Мальке обмундирование и возил его на санобработку, принес из канцелярии весть: «Во-первых, опять есть письмецо от Мальке для жены бывшего начальника. Оно будет переправлено во Францию. Во-вторых, на Мальке поступил запрос с самого верху. Сейчас готовится ответ. В-третьих, я всегда говорил: он на многое горазд. Но за такой короткий срок! Раньше ему без офицерского звания ничего бы не светило, как бы горло у него ни чесалось. А теперь всем чинам дают. Наверное, он будет самым молодым. Как представлю его себе с орденом на шее…»

Тут слова сами полетели у меня изо рта. Следом разговорился Винтер. Да и Купка с Банземером не стали молчать.

«Мы давно этого Мальке знаем».

«Учились вместе».

«У него всегда горло жутко чесалось, с тех пор, как ему четырнадцать стукнуло».

«А проделка с капитан-лейтенантом? Как он у него железяку стырил, которую тот за ленточку на крючок повесил? Дело было так…»

«Нет, надо начать с граммофона».

«А консервы из банок разве не похлеще? Сперва он стал всюду появляться с отверткой на шее…»

«Ерунда, Пиленц взял кошку и науськал ее… разве нет?»


Спустя два дня последовало официальное подтверждение. На общем утреннем построении нам объявили: бывший рядовой подразделения Тухель-Норд, неустанно сражаясь на стратегически важном участке фронта сначала в качестве наводчика, а потом командира танка, подбил такое-то количество русских танков и так далее и тому подобное.

Мы уже принялись сдавать обмундирование, ожидая прибытия смены, когда мать прислала мне газетную вырезку из «Форпостена». Там черным по белому значилось: «Уроженец нашего города, неустанно сражаясь сначала в качестве наводчика, потом командира танка…» и так далее и тому подобное.

Глава 12

Галечник и валуны, песок, мерцающие болота, карликовые и мачтовые сосны, озера и пруды, ручные гранаты, караси, облака над березами, партизаны в зарослях дрока, можжевельник, можжевельник, старый добрый Лёнс[42], местный уроженец, и кино в Тухеле остались позади; с собой я взял только фибровый чемоданчик и пучок засохшего вереска. Но этот пучок вереска я выбросил на рельсы уже за Картаузом, после чего на всех пригородных станциях, затем на главном вокзале, у касс, в толпе фронтовых отпускников, у входа в комендатуру и в трамвае до Лангфура я вопреки здравому смыслу одержимо искал Йоахима Мальке. Мне казалось, что я выгляжу смешным в гражданской — школьнической — одежде; домой я не поехал, так как ничего хорошего ждать мне там не приходилось, сошел у нашей гимназии, возле остановки Шпортпаласт.

Фибровый чемоданчик я сдал педелю, но никаких вопросов ему не задал, настолько был уверен в своей догадке, и, перепрыгивая через три гранитные ступеньки, бросился по лестнице в актовый зал. Я не слишком рассчитывал увидеть его именно там — обе двери актового зала были распахнуты, две уборщицы драили с мылом перевернутые скамейки: ясно, для кого. Я отошел влево, к приземистой гранитной колонне, чтобы остудить горячий лоб. На мраморной доске, установленной в память гимназистов, павших на обеих войнах, оставалось еще довольно много места. В нише — Лессинг. Всюду шли занятия, коридоры между дверями классов пустовали. Лишь пробежал с рулоном географической карты тонконогий семиклассник сквозь устоявшийся запах, который заполнял каждый уголок огромного октаэдра. 9 «А» — 9 «Б» — класс рисования — 9 «А» — витрина для чучел животных; что там выставлено сейчас? Разумеется, кошка. А где лихорадит мышку? Миновал учительскую. Наконец коридор закончился; здесь, между секретариатом и кабинетом директора, я увидел Великого Мальке, который стоял спиной к большому светлому окну фасада: мышь отсутствовала, ибо на шее у него красовалась особая вещь, штуковина, железяка, магнит, антипод луковицы, гальванизированный четырехлистник клевера, детище старого доброго Шинкеля, погремуха, блям-блям-блям, ни-за-что-не-назову.

Перейти на страницу:

Все книги серии Данцигская трилогия

Кошки-мышки
Кошки-мышки

Гюнтер Грасс — выдающаяся фигура не только в немецкой, но и во всей мировой литературе ХХ века, автор нашумевшей «Данцигской трилогии», включающей книги «Жестяной барабан» (1959), «Кошки-мышки» (1961) и «Собачьи годы» (1963). В 1999 году Грасс был удостоен Нобелевской премии по литературе. Новелла «Кошки-мышки», вторая часть трилогии, вызвала неоднозначную и крайне бурную реакцию в немецком обществе шестидесятых, поскольку затрагивала болезненные темы национального прошлого и комплекса вины. Ее герой, гимназист Йоахим Мальке, одержим мечтой заслужить на войне Рыцарский крест и, вернувшись домой, выступить с речью перед учениками родной гимназии. Бывший одноклассник Мальке, преследуемый воспоминаниями и угрызениями совести, анализирует свое участие в его нелепой и трагической судьбе.

Гюнтер Грасс

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза