Кошки-мышки (СИ)

- Минни, - мужчина улыбается при виде того, как она вздрагивает, слыша это свое-чужое имя, и вглядывается в ее лицо. - У тебя были дети?

Девушка хмурится и отрицательно мотает головой, вопросительно глядя на мужчину, который впервые задался таким незначительным и в тоже время важным вопросом. Наверное, она ожидает расспросов о муже, парне или работе, но ему сейчас совсем не до того.

- А хочешь? - Мартинес пытливо смотрит в расширяющиеся серые глаза и шумно выдыхает при виде того, как отчаянно мотает девушка головой. - Хоть одна нормальная…

Он произносит последние слова шепотом, но почему-то кажется, что Минни все слышит. Слегка улыбаясь, подливая ему выпивку, пододвигая пепельницу и тайком наблюдая. Но эти взгляды украдкой, то и дело бросаемые на него, Цезаря не раздражают. Даже успокаивают. Словно девушка его понимает и поддерживает. Интересно она и в самом деле… понимает? Все видит, все слышит и все знает? И как давно знает? Может быть, еще с того вечера? Может быть, потому она и плакала? Мартинес смотрит на нее, увлеченную чтением, и понимает – спрашивать нет смысла.

Подхватывает ее, свернувшуюся на стуле, на руки и смотрит в удивленные глаза, в глубине которых видна какая-то странная насмешка. Она осторожно опускает книжку на стол и касается ледяными ладонями его спины под рубашкой. Заставляя сделать несколько шагов в комнату. Чтобы потом лежать в темноте, прижимая к себе ее тело, и размышляя о том, что можно сделать с внезапной проблемой. Найти нужные таблетки и подбросить в еду? Толкнуть и заставить поверить себя, что сделал это случайно? Или и вовсе что-то… кардинальное. Ему не нужна Дейзи, ему не нужны дети. Ему никто не нужен. И их не будет. Как-нибудь.

Мартинес не спит, судорожно перебирая возможные варианты, вдыхая ментоловый запах черных спутанных волос и машинально поглаживая плоский, мягкий живот напряженно замершей рядом девушки.

========== Глава 19 ==========

Пробуждение в ее квартире всегда пахнет сигаретами с ментолом. А еще – плохо приготовленным кофе, сыростью и чем-то неуловимым, легчайшим, обволакивающим – холодом. Рядом слышится шорох, и Мартинес осторожно тянется рукой, скользя по шершавой остывшей простыне, не находя ничего – никого. Он едва заметно приоткрывает веки и смотрит на устроившуюся на кресле девушку.

Странно, но сейчас она кажется совсем другой. Что-то, чему нельзя подобрать названия, невозможно понять, только ощутить где-то там, в глубине души. Почти красавица – гордая посадка головы, идеальная осанка, копна темных волос, задумчивая улыбка на губах, мечтательный взгляд, смелые движения. Он смотрит и не понимает. Где она, та испуганная зажатая и неловкая Мышка? Может быть, сейчас случится чудо, он распахнет глаза, а она рассмеется звонким смехом и пожелает ему доброго утра? Или это все – сон?

Цезарь приподнимается на локтях, не сводя взгляда с Минни, которая, заметив его пробуждение, быстро-медленно меняется: опускаются плечи, наклоняется, словно под тяжестью спутанных волос, голова, бледные губы сжимаются в тонкую нить, а в глазах загорается привычная настороженность. Она такая же, как и всегда. Та самая, маленькая, слабая, испуганная Мышка. И так даже почему-то вдруг спокойней. Это был лишь сон. Глупый, пусть в чем-то даже очень интересный и заманчивый, но сон. Показалось.

- Эй, красавица, я приду вечером? - почему-то уточняет он, перед тем как выйти из квартиры, и ловит себя на том, что ждет этого, едва заметного, почти что безразличного кивка – ловит так, словно ему важно ее разрешение, так, словно ему нужно ее приглашение, так, словно…

А впрочем, какая разница. Кивок, тот самый, уже привычный – он есть. Он всегда был и всегда будет. Эта маленькая, такая покорно-непокорная девочка – в этом городе – для него. Все, что ему нужно – для него. Все, чего может хотеть человек в этом новом, страшном, отвратительном мире безразличия и смерти – у него есть. И даже больше.

То самое “больше” не дает о себе позабыть ни на минуту. Дейзи ходит кругами, неторопливо сужая свои сети, то и дело показываясь в поле зрения занятого дежурством или обучением молодняка Мартинеса и, опустив глаза, сует ему перед отъездом на разведку какую-то бумажку в руку. На которую стоит только один короткий взгляд бросить. Чтобы смять раздраженно, а потом и вовсе поджечь. Бросая на асфальт и наблюдая, как корчатся где-то там, на ни в чем неповинном белом листке ненавистные слова о витаминах для беременных и даже детских вещах.

Цезарь ничего не привозит, а она даже не обижается. Не упрекает и словно бы не вспоминает, только смотрит издалека укоризненно, только заглядывает в глаза жалобно. Заставляет его против воли, раз за разом обращать на нее внимание. Центром мироздания Дейзи становится ее плоский живот – то, чего она постоянно касается, что оберегает от всего мира, что гладит легкими круговыми движениями, мечтательно улыбаясь и искоса поглядывая на вздрагивающего и торопливо отворачивающегося Мартинеса.