Кошмар для полиции

— Да, я думала об этом, это вполне возможно, но я в это не верю. Она была католичка, и религия играла огромную роль в ее жизни. Самоубийство — страшный грех в ее глазах. Вот почему я хотела вас видеть, комиссар, и если вы говорите, что это самоубийство, мне нечего вам сказать. Я не могу это доказать, но уверена, что она не способна на такой поступок.

Сатурнин нахмурил брови.

— Буду откровенен, — сказал он. — Я уверен, что ваши ощущения и ваши выводы совершенно правильны. Какой-то человек вошел в жизнь вашей подруги и, к ее несчастью, изменил ее жизнь и характер. Но она никогда не называла имени этого человека? Никогда не описывала его? Никогда не показывала его фотографии?

— Нет.

— Жаль. А она не показывала вам сувенир или драгоценность, которую носила на шее на цепочке?

— Нет. Я видела у нее на шее цепочку, но не посмела спросить. Бедная Люси! Она так изменилась. В то время я была немного обижена тем, что я называла отсутствием ее доверия или откровенности. И я не могла помочь ей, когда она во мне нуждалась. Но я никогда не пыталась вторгнуться в интимную жизнь подруги.

— По-видимому, — сказал Сатурнин. — Часто бывает трудно, даже невозможно помочь другу.

Он подумал о другом и, отыскав в ящике фотографии и рисунки, положил их перед англичанкой: Абель Форестье, Гидо Колла и Урсула Мендоза.

— Узнаете ли вы этих людей, мисс? Может быть, вы их видели в каком-нибудь общественном месте? Ваша подруга ничего не говорила вам о них?

Алиса Батлер рассмотрела портреты.

— Нет, я их не знаю. Если бы я их когда-нибудь видела, то узнала бы.

Развязав пакет из коричневой бумаги, который она принесла с собой, Алиса извлекла толстую книгу.

— Я подумала, что это может вас заинтересовать, комиссар. Это американское издание Преста… Я одолжила его в прошлом месяце у Гонорин и хотела ей возвратить теперь. Книга не представляет интереса, лишь один листок, вернее то, что на нем написано. Можно подумать, что она что-то застенографировала на нем. Я обнаружила листок три дня назад, но сама не могла ничего понять — я не знаю стенографии.

Пока она говорила, она достала из книги пол-листа почтовой бумаги с грифом отеля «Бориваж» синего цвета. Листок был покрыт стенографическими знаками.

— Это почерк вашей подруги? — спросил Сатурнин. — Вы в этом уверены?

— О, да, комиссар! Она читала эту книгу, так как очень любила читать по-английски. Вероятно, она забыла в ней этот листок.

Сатурнин проворчал и стал теребить усы, разглядывая бумагу.

— Его невозможно прочитать с первого раза, — сказал он. — Вообще это не трудно сделать, но я не могу прочесть его вам сейчас.

Алиса Батлер встала и поправила мех.

— Я вам очень признательна, комиссар, что вы были так любезны. Я оставлю вам книгу. Если понадоблюсь, я остановилась в отеле «Бориваж» и пробуду там до понедельника. Вот моя карточка с адресом в Бурнемуте.

Сатурнин взял карточку и обещал мисс Батлер, что в случае необходимости свяжется с ней.

— Это я должен благодарить вас, мисс. С вашей помощью у меня оказались стенографические записи, которые, возможно, прояснят многое.

Он поклонился и открыл дверь. Когда она ушла, комиссар набросился на записи. Их будет нетрудно расшифровать. Но неожиданно Сатурнин заворчал и тут же забыл про них. Что-то промелькнуло в его памяти и сразу же исчезло.

Он встал и начал в волнении ходить по комнате, пытаясь сосредоточиться на какой-то мысли, но это у него не получалось.

Взяв пачку с сигаретами, он губами вытащил одну, машинально щелкнул зажигалкой. Что это была за мысль, так быстро исчезнувшая? Что от него ускользнуло? Так, нужно запастись спокойствием…

Было ли это одно из заявлений Алисы Батлер? Нечто, связанное с именем ее подруги? Нет, тут было что-то, прямо относящееся к делу Видмера. Кусочек истины промелькнул перед ним и исчез.

В течение получаса он ходил по кабинету, куря сигарету за сигаретой. Тридцать минут, потраченные на то, чтобы вспомнить. Ничего не выходило. Ну что ж! Оставалось заняться записями. Он пожал плечами и приступил к работе. В конце концов он прочитал следующее: