Майор Бум-Бум легко делал военную карьеру и проявлял почти отеческий интерес к своим подчинённым. Если кто-нибудь из нас попадал впросак, он воспринимал это как личное оскорбление и мучился : что он не сделал, чтобы предотвратить проступок?
Он был скромным, мягким человеком с заурядным лицом и розовой лысиной, окружённой густыми волосами; из него, наверное, получился бы хороший учитель математики или толковый консультант в лагере для малолетних преступников, но элемент своевременности в новостях он не воспринимал абсолютно.
Почти всё время он сидел у себя в кабинете, изредка выходя в отдел обменяться шутками. Но над его "смешными рассказами", как правило, веселился он один. И заметив, что никто не смеётся, он смущался и уходил прочь. Однако намерения его были добры, и ему нравилось считать себя таким же, как остальные ребята; как все карьеристы, он до смерти боялся любого, кто обходил его по службе, и невыразимо страдал от этого.
Через пару недель после отъезда Билли в Чу Лай, майор пригласил меня в свой замечательный жёлтый кабинет на "дружескую беседу".
– Брекк, – сказал он, беря быка за рога, – один вопрос, сынок : зачем?
– Зачем, сэр? Что "зачем"?
– Зачем ты выкрасил мой кабинет в жёлтый цвет? Зачем покрасил мою любимую фотографию миссис Ганн? Зачем покрасил мой семейный портрет на стене? Мой рабочий стол? Зачем? Что я сделал для тебя не так, сынок?
– Не знаю, сэр…так получилось…тогда это казалось забавным. Ничего личного, понимаете, ничего такого. Это, – я пожал плечами, – просто случилось, и мне очень жаль.
– Что же мне с тобой делать?
Я снова пожал плечами и потупился, изображая печаль и покорность.
– Ладно, сынок, расслабься, признайся, ты можешь мне верить. Скажи, что не так? Может, я могу что-нибудь сделать? Разве не счастье для тебя быть в этом отделе?
– Счастье, сэр? Нет. Счастья никакого. Обо мне многое можно наговорить, но счастье – это не про меня.
– Тебе надоела война?
– Да.
– А как еда?
– Смердит.
– Почту получаешь?
– Не так чтобы часто…
– Мать не болеет?
– Нет, сэр.
– Что-нибудь дома? Ты можешь мне рассказать, – подбадривал он.
– Нет, дома всё в порядке, но – а, не знаю, я…
– Это мужской разговор. Забудь, что я офицер. Не смотри на мои дубовые листья, если они тебя пугают. Не виляй, сынок, выкладывай всю правду : клади её туда, где я её увижу. Скажи, в чём дело, и я решу, как уладить дело.
– Спасибо, сэр…
– Давай же, ты можешь мне довериться, это будет только между нами…
– Ну, сэр, у меня врос ноготь большого пальца на ноге и…
– Да ладно, Брекк, знаю, не это тебя мучает, хотя, конечно, вросшие ногти не ахти как приятны, особенно в пехоте…
– Вы правы, сэр. Я, э-э-э…
– Ну же, ну, ты уже близко, уже тепло, валяй, сынок!
– Сэр, – вздохнул я, – мне не нравится, как мы в отделе обращаемся с новостями. То нельзя говорить, это нельзя…
– Понимаю, что ты хочешь сказать, но ты относишься к этому как штатский, а не солдат. Наш отдел должен поддерживать определённый, э-э-э, имидж, определённую репутацию.
– Да пошлите всё к чёрту, сэр! Армия не всегда выглядит достойно!
– Чёрт возьми, сынок, ВСЕГДА есть способ, чтобы СДЕЛАТЬ из армии конфетку!
– Да, сэр, знаю : мы всегда можем соврать…
– Запомни, Брекк, не твоя печаль разбираться что к чему, твоя задача – сделать или умереть.
– Кого вы сейчас цитируете, сэр? Канта? Гегеля? Ницше? Камю? Дядю Сэма? Санта Клауса? Или это ваше собственное, сэр?
– Не имеет значения…
– Благодарю вас, сэр, что напомнили мне насчёт "делать или умереть". Нам всем суждено когда-нибудь умереть, так ведь?
– Ты теперь солдат, сынок…один из лучших в Америке, иначе тебя бы здесь не было.
– Неужели? Один из лучших?
– Вот именно. Ты абсолютно прав. И поэтому ты должен понимать такие вещи так, как их понимает армия.
– Попробую, сэр. Знаете, вы очень убедительны. Вы для меня как отец родной…
– Будет лучше, если ты не просто попробуешь, Брекк, а сделаешь это!
– Слушаюсь, сэр.
– Прекрасно, сынок, прекрасно.
– Но пока я буду стараться смотреть на вещи вашими глазами, вспомните, что из меня делали журналиста, а не армейского специалиста по информации. Журналист описывает факты. А армейский специалист по информации расписывает дерьмо собачье и врёт…
– Что ты сказал?
– Я сказал, что меня призвали, сэр…я не хотел сюда ехать.
– Да, я мог бы взять это в голову, но тебе от этого никакого проку не будет, потому что босс – это я, и срабатывает только то, что говорю я.
– Так точно, сэр. Мне действительно жаль, что так вышло с вашим кабинетом. С фотографиями вашей жены и семьи. Мы не хотели…как-то всё получилось само собой.
– Блин, сынок, надо исправляться. Ты и так уже порядком набедокурил, хоть и прибыл всего несколько месяцев назад.
– Я специально нарушал дисциплину, сэр.
– Неужели?
– Да…
– Ну-ка, объясни…