"Я очень сожалею, но понимаю, что вам хотелось бы получить полную информацию об условиях смерти вашего…в боевых действиях в Республике Вьетнам".
– Чёрт бы побрал эту войну! – проворчал он опять. Что проку в словах сожаления? Отцу нужен сын, жене – муж. Не слова нужны…
Это была трудная работа для пехотного офицера, которому всего 28 лет и для которого власть на поле боя означала огромную ответственность за роту солдат, которых он любил и которыми восхищался. И эта ответственность заставляла его делать всё возможное и для семей, оставленных его солдатами дома.
– Эй, Чарли, – крикнул сержант Котт, – был бы сегодня с нами – заработал бы "Знак пехотинца"!
– Правда?
– Вот именно, – вмешался рядовой, что чистил винтовку рядом с Коттом, – было так хреново, что мои мандавошки покинули судно. Боже, мои яйца до сих пор в узле…то есть узел в моих яйцах…а, хрен с ними!
Котт сидел на каске и составлял рапортичку о потерях.
– Капитан собирается представить Джинкса к кресту "За выдающиеся заслуги". И сам его тоже получит. Кое-кому достанутся Серебряная и Бронзовая звёзды. Что, блин, за день такой выдался! Эй, – подозвал он одного из солдат, – отнеси-ка список на КП. Пойду посплю.
Все раненые и погибшие получат медаль "Пурпурное сердце". Эту медаль – полтора дюйма ленты и портрет Джорджа Вашингтона на кусочке металла в форме сердечка – вручают любому солдату, пролившему кровь в бою.
Я съел на обед сухпаёк. И через час улетел на вертолёте снабжения, который привёз боеприпасы, форму и – самое главное – почту. В Лай Кхе я пересел на другую вертушку : ушло меньше 45 минут, чтобы перебраться из передового района батальона, что в "Железном треугольнике", на 8-ой аэродром в Тан Сон Нхуте.
Ничто на свете так не возбуждало меня, как прыжки на войну и с войны. Мне не верилось, что между тем, где я был днём, и безопасностью тыла всего несколько минут. Это были два совершенно разных мира. Это было похоже на полёт на космическом корабле к Сатурну и возвращение через несколько дней войны на прекрасных кольцах.
Когда вечером в ЮСАРВ я пришёл в клуб для рядовых, несколько парней из нашего отдела жаловались там на жизнь. Я взял пива и подсел к ним.
– А, Брекк, – вокликнул один из них, – Вернулся! Как всё прошло?
Я пожал плечами. Что я мог сказать?
– Что с твоими глазами? Лажа получилась, а?
Я кивнул.
– Что же всё-таки случилось?
– Хочешь знать?
– Расскажи.
– Четыре взвода сегодня отправились на задание.
– И…
– Назад вернулись только три…
"Настоящая беда войны в том, что на ней никому не дано убивать подходящих на то людей".
– Эзра Паунд, американский поэт
После операции "Манхэттен" я лёг на дно, довольный тем, что не таскаюсь каждый
день по "Железному треугольнику". Несмотря на безопасность ЮСАРВ, мне всё больше претила показуха и необходимость шустро отдавать честь каждому новоиспечённому лейтенанту, мимо которого я проскакивал, мотаясь туда-сюда по отделу общественной информации.
На следующий выходной я отправился в Сайгон. Хотелось отключиться от войны, забыть всё, что видел : раненых и убитых, грязь и кровь – всё.
Я брёл от бара к бару по улице Тю До, и два военных полицейких снова потащили меня в каталажку – в любимый мой номер в отеле "Губа".
Дежурный сержант оставил меня дожидаться у стойки, а сам пошёл пописать. Полицейские укатили на джипе.
Можно было смыться, очень даже просто. И я размышлял об этом несколько секунд…
Я понимал, что меня легко найдут, так как у жирного сержанта были мои данные. Но мне было всё равно. А так как сержант всё ещё выгуливал своего "пёсика", я неспеша, как хозяин, вышел через главные двери, посмеиваясь как Санта-Клаус, поймал такси и растворился в городских закоулках.
Я знал, что мне не вернуться на Тю До. Слово будет сказано, и полиция кинется искать меня повсюду. Но Сайгон большой, и без больших усилий – если есть деньги – в нём можно прятаться сколько угодно.
Я поехал к Нгуен. К счастью, она ещё не ушла на работу. Я рассказал, что у меня проблемы и что мне нужно на время спрятаться.
– ВК ловить тебя, Брэд?
– Нет, – сказал я, – меня ищет военная полиция.
– А-а-а-а! – улыбнулась Нгуен, – хорошо, Брэд. Ты оставаться здесь. Нет полиция. Нет ВК. Я быть твоя девушка опять…любить тебя сильно.
– Слушай, – сказал я, – у меня осталось немного денег. Я могу заплатить.
– Хорошо!
Я стал жить у Нгуен и сутки напролёт проводил в пьяном дурмане : занимался любовью, слушал по радио вьетнамскую музыку и до самого возвращения Нгуен с работы часами разговаривал сам с собой о Боге и Дьяволе, об армии и доме. Ей приходилось работать в баре каждый день, чтоб хозяйка не уволила, но она всегда возвращалась к 11-ти вечера.
Нгуен приносила свежую вьетнамскую еду и скотч "Джонни Уокер" – по 16 долларов за бутылку на чёрном рынке – и на какое-то время наша совместная жизнь превращалась в блаженство.
Как-то она принесла ужин и поставила его передо мной. Я был голоден и быстро всё слопал. Пища была залита соусом "ныок мам" и на вкус была лучше, чем на запах.
– Нгуен, что это?
– Собака и рис, – последовал гордый ответ.