– Если вытащим тебя, будешь жить, Гофер, но папой не будешь и девку не трахнешь…
Парень почувствовал кровь между ног и завыл от боли.
– Прикончи меня, док… убей меня, ты должен…кто-нибудь, ПРИСТРЕЛИТЕ МЕНЯ-А-А-А-А!
Ему было восемнадцать лет. Чтобы справиться с болью, он сжал кулаки так, что пальцы в суставах побелели.
– О БОЖЕ…КТО-НИБУДЬ, ПРИСТРЕЛИТЕ МЕНЯ, ПОЖАЛУЙСТА-А-А-А!
Санитар вколол солдату морфий, кое-как перевязал и отполз к другому, чью спину, как консервную банку, развалила пополам очередь из "калаша".
Тот был едва в сознании. Глаза застыли.
– Что это, блин, со мной? – спросил он.
– Всё будет хорошо, – сказал санитар, принимаясь за раны. – Успокойся, всё будет хорошо.
– Но я не могу пошевелиться, – воскликнул парень, – не могу пошевелиться!…
– Мы вытащим тебя, не бзди, – сказал санитар и достал из сумки две конфетки "Эм-энд-Эмс". – На, проглоти, легче станет.
Солдата парализовало до самой шеи. Пули повредили спинной мозг.
– Как думаешь, док, я поправлюсь? Я ничего не чувствую…
Справа от меня дела обстояли не лучше. Пулемётная пуля попала сержанту в скулу. На лице образовалась дыра, в которую мог бы поместиться бейсбольный мяч. Раздробленная челюсть повисла на жилах, кости торчали наружу.
Он хотел позвать на помощь – и не мог. Захлёбываясь кровью, он схватился за рану. Почти теряя сознание, он похлопал соседа и, как бы извиняясь, показал на лицо.
Сосед попробовал приложить к ране тампон, но на лице была такая каша, что он не знал, с какой стороны приступить. Чтоб заштопать такую голову, нужно наложить больше швов, чем на килтах первых американцев.
– Санитар! – крикнул солдат.
Только что сержант был симпатичным парнем. Теперь жена и дети не узнают его.
– На помощь, кто-нибудь, на помощь! – крикнул в отдалении ещё один боец.
– Иду, Джонни, держись…я тебя вытащу! – отозвался его товарищ.
От глухого взрыва спасатель согнулся пополам, словно захмелевший рыбак, бредущий по пирсу против ветра. Осколки гранаты изрешетили его руки и грудь, но он словно стряхнул их, как какую-то чепуху. Тут осколки другой ручной бомбы попали ему в ноги. Он дёрнулся и упал, корчась на земле, потом поднялся на колени и снова пополз к своему упавшему другу.
– Я иду, Джонни…держись!
Он не продвинулся и на два фута, когда залповый огонь прокатился над ним и несколько пуль вскрыли его плоть на левом бедре и плече, как банку с сухпайком.
Каким-то чудом, собрав в кулак всё мужество и злость, солдат продолжал ползти к другу, держась за раненое плечо и волоча левую ногу. Одна из пуль была трассирующей. Она пробила в бедре дыру с обгорелыми краями и, пройдя вдоль кости, застряла где-то глубоко в теле.
Он добрался-таки до едва живого товарища и с неимоверными усилиями потащил его в укрытие.
Боец слева от меня привстал на колено, чтобы выпустить очередь по блиндажу ВК, но, получив пулю в живот, рухнул на землю и застонал, изрыгая алую артериальную кровь. Пуля вспорола волосатый живот джи-ай, спутанным клубком наружу вывалились кишки.
Он мужественно попробовал собрать себя, но не смог. Кишки были влажные и скользкие. На земле образовалась тёмно-красная лужа, в ней плавали куски кожи и хрящей.
От смерти его отделяли мгновения. Он набрал в лёгкие воздух.
– Санитар! – слабо позвал он, силы в нём совсем не осталось, – Санитар, сюда!
Прошло какое-то время, и санитар подполз к нему, но было поздно. Солдат лежал недвижим, с открытым ртом : он умер на полкрике, взывая о помощи.
Вдруг посреди боя новичок по имени Карлино – он пробыл во Вьетнаме всего месяц – тронулся умом. Он не мог больше выносить эти ужасы – он вскочил на ноги и стал ошалело палить из пулемёта по солдатам 2-го взвода.
Его товарищ без малейших колебаний поднял винтовку и выстрелил в свихнувшегося рядового.
Пули попали в грудь, Карлино рухнул на землю.
– О Господи! – закричал товарищ.
Он подбежал к Карлино, уселся ему на грудь и, схватив его голову за уши, стал колотить ею о торчавший в земле камень.
– ЧЁРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ, ЭЛ! СМОТРИ, ЧТО ТЫ ЗАСТАВИЛ МЕНЯ СДЕЛАТЬ! ТЫ УРОД, СУКИН СЫН! И ТАК ВСЁ ХРЕНОВО! ЗАЧЕМ ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО? ТЫ СЛЫШИШЬ, ЭЛ, ТУПОЙ ПРИДУРОК? КАК МНЕ ТЕПЕРЬ ЖИТЬ…- рыдал он.
Наши раненые не отличались от наших мёртвых. Все они были похожи на окровавленные лохмотья. Солдаты с пулевыми и осколочными ранениями – те, кто был жив и в сознании после укола морфия, молили о жизни или о милосердной смерти.
Вдруг пронеслась тень.
Рядовой Джейк Мур бежал под свинцовым дождём, прыгая через мины, чтобы забрать Джинкса : он думал, что тот ещё жив. Взвалив тело на спину, он побежал назад в укрытие, скача и петляя в смертельном балете по стометровке жестокого огня и мин-ловушек.
Какой жестокий сюрприз для него, когда он понял, что рисковал жизнью ради мертвеца.
Четыре китайских мины, спрятанные в ветвях, сдетонировали и нашпиговали нас и воздух, которым мы дышали, новыми осколками.
Список наших потерь становился длиннее и длиннее.