КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ

Ещё 200 метров – сквозь густые кусты, переплетения лиан и заросли гевей, всё время начеку, всё время высматривая врага, растяжки, ямы-пунджи, мины, всё время борясь с красными муравьями и жарой.

Вдруг раздались автоматные выстрелы. Мы опять угодили в переделку, на этот раз в настоящий мешок. Прямо в зону поражения грёбаных косорылых.

Вьетконговцы засели в укреплённых блиндажах и замаскированных окопах. На сторожевых деревьях висели снайперы и стреляли в нас. Наступать пришлось на пузе и под свинцовым дождём.

Молниями гремели гранаты. Огонь автоматических винтовок резал воздух. У вьетнамцев был 7,62-мм пулемёт, и его пули свистели над нами.

Падая на землю, я слышал, как с сосущим звуком пули летят и вгрызаются в деревья в нескольких дюймах над моей головой.

И мне снова показалось, что я смотрю фильм…

То же чувство отстранённости, что и раньше, когда мозги сверлит мысль, уж не в этот ли день азиаты лишат меня будущего. Пропустите ход, не собирайте боевую жатву, умрите прежде жизни и убирайтесь прямиком в Мир Духов.

Плотный огонь не утихал. Мы отстреливались. Мне не хватало воздуха. Не было сил сделать глубокий вдох. Я задыхался.

Жёлтые ублюдки пытались пустить насмарку весь мой день. Зачем они стреляют в меня? Что я им сделал? Майору Бум-Буму это совсем не понравится. Если они убьют меня, он не получит репортажа, а я не смогу приукрасить армию…

О Господи, прошу, дай мне пройти через это! Это не моя грёбаная война! Мне ещё жить и жить : встречать людей, посещать города, видеть страны, делать дела, познавать женщин – о, я просто не готов. Защити меня от этих козлов и от их пуль, прошу, дай мне жить, дай мне жить, ДАЙ МНЕ ЖИТЬ…

Залпы огня стригли джунгли, как лужайку. Вьет Конг обрекал нас на смерть и вечные муки. Я слышал, как взрывается тело и кричит человек, разорванный на куски летящим металлом.

Джи-ай валились костяшками домино. Мёртвые. Раненые. Нужна была санитарная машина, чтобы вывезти всех.

Я врос в почву.

В нескольких метрах впереди Джинкс стрелял с колена. Вдруг он крутанулся и упал, прошитый в спину шестью пулями "Калашникова". Никто не объяснил Джинксу, что раны его смертельны, поэтому крепкий парень из Кунтукки поднялся на колени, поднял пулемёт и снова вжарил по косоглазым, отрезая их с фланга.

Он заметил четверых партизан – развернул пулемёт и заставил их отступить. Эти несколько секунд позволили роте занять позиции и ответить Вьет Конгу теми же пилюлями.

Джинкс сражался молча, выдавая одну длинную очередь за другой и не понимая, что он уже мёртв. Но вот патроны кончились, и тогда он медленно сел на землю и замер с открытыми глазами.

Пулемёт подхватил другой солдат, вставил новую ленту и, послав врагу очередь в ритме "стаккато", начал оттуда, где закончил Джинкс.

Санитар Хансен пополз к Джинксу сквозь волны огня, надеясь, что тот ещё жив. Да, видно, плохо прижимался к земле. Пуля попала ему в правую руку и разорвала от плеча до локтя. Но всё же Хансену удалось протащить Джинкса под перекрёстным огнём 20 метров, вколоть морфий и перевязать раны.

И только после этой геройской работы Хансен сообразил, что пулемётчику его помощь уже не нужна.

Партизаны были вооружены до зубов. Гранаты РПГ Б-40 градом сыпались на нас. Над головой свистели пули. Я расстрелял один рожок, вставил другой и продолжал бешено палить в сторону азиатов.

Весь район был в минах и ловушках. Летели трассирующие пули, гранаты рвали воздух на части.

Просто так "Железным треугольником" не назовут. Злая земля была под нами. У азиатов были железные убежища – почти неприступные для сухопутных войск. На этот раз мы вступили в самое пакостное дерьмо. Петля вокруг нас сжималась. И я не видел, как нам из неё выбираться.

Вьетконговцы ждали нашего появления. Снайперы с деревьев подстреливали нас, как уток. Снайперы стреляли из блиндажей. Они были в подземных ходах. Они сидели в замысловатых сетях окопов и швыряли в нас пригоршнями китайские гранаты.

Я не мог ничего разобрать. Вокруг меня солдаты падали, кричали, молили о помощи и ругались.

Это не драка. Это кровавая баня! Нас громили со страшной силой…

Снова и снова в нас летели гранаты.

ХУМ, ХУМ, ХУМ!

Солдат чуть позади меня получил пулю и осколком гранаты в левую ногу : кость раздроблена и вырван огромный кусок плоти.

– Санитар! Сюда! Здесь раненый! – орал сержант.

На какой-то миг воцарился кромешный ад и паника. Где партизаны? Сколько их? То они здесь. То они там. Казалось, они прут разом и отовсюду.

Я опорожнил уже четыре магазина, но куда стреляю, не видел. Просто лихорадочно изводил патроны.

Парню, стрелявшему из пулемёта Джинкса, пуля попала в лицо. Изо рта тонкой струйкой потекла кровь. Он помотал головой, выплюнул осколки зубов и кровавые куски плоти и дал новую очередь в сторону жёлтой чумы.

Светловолосый голубоглазый солдатик с грустным выражением лица, как у бассет-хаунда, привстал, чтобы оттащить товарища в безопасное место и – схлопотал осколки в бедра и живот.

– Санитар! На помощь! – крикнул он.

Ноги его стали похожи на сырой гамбургер. Сквозь огонь к нему подполз санитар.

– Что там, док?