На наших парадках красовались только лента 'Национальной обороны', знак классности по стрельбе да голубой пехотный галун на правом плече.
Нам же хотелось нацепить нашивки 1-ой кавалерийской (аэромобильной) дивизии, украсить форму героическими медалями и значками, чтобы штатские оборачивались и присвистывали, когда мы, дерзкие и развязные, будем дефилировать по улице.
– Вот это десантник! 'Пурпурное сердце', 'Бронзовая Звезда' с двумя пучками дубовых листьев – должно быть, заработал в Наме.
Ещё нам очень хотелось произвести впечатление на слабый пол.
– Я только что из Вит-нама, дорогуша, да не хочу об этом распространяться. Купи мне выпить, и я навешаю тебе лапши на уши…
Как в детстве мы играли в 'ковбоев и индейцев', так теперь мы устраивали засады друг на друга и проводили рейды на якобы вьетнамские деревни. Мы пытались сделать эти учения реальными, насколько возможно, мазали лица грязью и маскировали каски, подражая разведчикам, о которых много слышали.
Разведчики были особым типом солдат во Вьетнаме, они, одетые в камуфляж, малыми группами ночь за ночью, неделями и месяцами пробирались в базовые лагеря Вьет Конга для сбора разведданных или скрытно двигались параллельно колоннам регулярной армии Северного Вьетнама.
Воспоминания о годах мирной жизни постепенно блекли. Словно я всегда служил в армии, только и делал, что таскал винтовку и тяжёлый, впивающийся в плечи ранец, да маршировал под безжалостным субтропическим солнцем по долгой пыльной дороге, ведущей в никуда.
На длинных переходах форма белела от соли, через несколько часов уже нечем было потеть, но мы продолжали идти, держа шаг. Пыль тальком припорашивала нас и превращалась в грязные красные разводы, когда начинался дождь. Звякали ремни винтовок, головы клонились под тяжестью стальных касок, которые болтались на лысых черепах, а сержанты-инструктора, сами обливаясь потом, орали : 'ПОДТЯНИСЬ, ДЕРЖИ ИНТЕРВАЛ, ШАГАЙ В НОГУ, КОЗЛЫ!'
Они бегали вдоль колонны, их голоса раздавались здесь и там, – проверяли, все ли держат шаг в тридцать дюймов.
– ПОДБЕРИ НОГУ, ЗАСРАНЕЦ. УСТАЛ, ЧТО ЛИ?
Ступни горели, икры болели, жара высасывала силы. Я понял, что армия полна сержантами-садистами, которым доставляет удовольствие причинять боль и злоупотреблять служебным положением. Я устал быть солдатом. Хотелось сложить чемодан и отправиться домой.
Каждый час устраивался перекур. Можно было глотнуть из фляги, сделать пару затяжек, отлить и, если ещё оставалось время, кинуть усталые кости на землю.
Но звучала команда : 'ПОДЪЁМ! ПОДНИМАЙТЕ ЗАДНИЦЫ. ПОШЛИ, РЕБЯТА, ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ ЕЩЁ ВПЕРЕДИ. ШЕВЕЛИСЬ, ШЕВЕЛИСЬ!'
Неделю за неделей мы овладевали своей жестокой профессией, каждый день делая очередной шаг на пути превращения в высококлассных убийц, выносливых, дисциплинированных и умеющих выживать в джунглях.
Но перевоплощение из простых американских мальчиков в хладнокровных убийц не будет полным, если мы не закалимся, не докажем свою смелость перед лицом врага на поле брани, ибо есть уроки войны, которые не может преподать никакая подготовка, как бы реалистична и напряжённа она ни была.
В Тайгерлэнде армия, насколько могла, осуществляла такое превращение за девять недель без какого-либо настоящего опыта сражений.
Ландшафт стал 'местностью', и нас учили оценивать её тактические качества, включая выбор лучших путей подхода, местоположения укрытий и способов обеспечения скрытности, секторов обстрела и наиболее вероятных мест, в которых вьетконговцы могли устроить засаду, чтобы укокошить нас.
Мы взращивали в себе особые качества, без которых не может выжить воюющий в джунглях солдат : хитрость, агрессивность и беспощадность.
Мы пытались сделать свои нервы стальными, как у киллеров мафии, и научиться хитрости, как у международных аферистов-похитителей драгоценностей.
День за днём мы практиковались в устройстве засад. Часами шлёпали по гнусным южным болотам : инструктора толковали о полезности такой тренировки, потому как в джунглях нам предстояло жить по уши в чавкающей грязи.
Мы учились методично. Послаблений не было. Нам требовалась мотивация, и армия такую мотивацию обеспечивала.
Когда мы стонали, задыхались и пыхтели, бегая по холмам с винтовками наперевес, сержанты сравнивали эти хрипы со звуками боли – 'будто папашка загнал мамашке дурака под кожу'.
Они обещали, что если мы не сломаемся до отправки, то следующая наша попка будет молоденькой и жёлтой; что по приезде во Вьетнам у нас будет возможность оттрахать всех потаскушек, каких только можно себе представить.
Мы шагаем. Ползаем на брюхе. Передвигаемся на корточках. Проводим массу времени, отжимаясь в положении 'упор лёжа'. Сотни и тысячи раз прыгаем, приседаем, делаем выпады, потому что это хорошая тренировка. А нам нужна хорошая тренировка.
Мы жаждем бoльших физических нагрузок. Наши сердца крепнут вместе с нашими телами. Мы постигаем своё ремесло. Учимся обуздывать свой инстинкт убивать, ибо это поможет нам выжить.