КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ

Придя за мной в дежурку, Йохансен поставил меня по стойке "смирно" лицом в угол.

– Зачем вы заставляете меня смотреть на эту стену, сержант?

– Потому что нет сил видеть твою противную рожу, Брекк!

Я хохотнул.

– ЗАТКНИСЬ, БРЕКК! ЛУЧШЕ ЗАТКНИСЬ!

– Слушаюсь, сержант.

Пришёл майор и поинтересовался у Йохансена, с какой стати я стою навытяжку, пялюсь в угол и одет явно не по форме.

– В таком виде Брекк сегодня появился на утренней поверке, сэр. Совсем недавно он уже получал взыскание. Я думал, вы сами решите разобраться с ним.

– Брекк, зайди.

Хлопнув дверью, майор уселся в мягкое кресло, оглядел меня и улыбнулся.

– Вольно, Брекк, и сними эти трусы с головы, ради бога. Что происходит? Ты же знаешь, что не по форме, что нельзя показываться в таком виде.

Я рассказал, что произошло. Он покачал головой и засмеялся.

– Ты же понимаешь, что я должен тебя наказать?

– Так точно, сэр.

– Тогда, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, одолжи у кого-нибудь брюки и фуражку, пока твои вещи не вернулись из прачечной. Надень хоть каску, если не найдёшь нормальный головной убор. Но ходить в армейских трусах на голове нельзя.

– Сержант Йохансен сказал, что моё лицо похоже на мою…

– Это не оправдание.

– Так точно, сэр.

– Мне бы запустить в тебя книгой…

– Так точно, сэр.

– Да ведь толку не будет.

– Никак нет, сэр.

– На следующей неделе опять всё повторится.

– Так точно, сэр. Возможно, сэр…

– Как насчёт драить мой кабинет ещё две недели? Ты уже мастак в этом деле…

– Слушаюсь, сэр.

– Тогда проваливай отсюда, пока я не передумал!

– Слушаюсь, СЭР!

ГЛАВА 18. "ИНДЕЙЦЫ И КОВБОИ".

"Грохочут пушки, во все стороны летят ошмётки тел, слышны стоны жертв и вой погибающих за родину – это Человечество в поисках счастья".

– Шарль Бодлер, французский поэт

Я думал, хуже не бывает, но когда летел всего в нескольких дюймах от

Нагорья, то понял, что моё появление на передовой было ошибкой. Самой большой, страшной и, наверное, последней ошибкой. Чего мне здесь надо? Что ожидает меня в джунглях? Что, если Зверь обитает здесь и он голоден? Что, если эта гнусная и зловещая местность – последняя обитель? Что, если я не вернусь? Я к этому не готов. Я слишком молод, чтобы погибать! О Боже, я не гожусь для этого дерьма! Я не готов, не готов…

Тут один из стрелков хлопнул меня по плечу и показал на просвет в джунглях прямо по курсу : красный дым поднимался вверх, отмечая зону высадки – точку моего десантирования. Я посмотрел вниз, но никого не увидел.

Вдруг вертолёт тряхнуло.

Горячая зона! Нас обстреливают с земли!

Перед дорогой я напихал в рюкзак сухих пайков на 4 дня, повесил на плечо винтовку и отправился на вертолётную площадку, упирающуюся прямо в джунгли.

Садилось солнце. В долине курился туман. Низко, над буйной ярко-зелёной растительностью гор, висели тучи. Что-то жуткое витало в воздухе, и мне было не по себе.

В шесть часов я забрался на борт "Хьюи", и пилот повёл машину над самыми верхушками деревьев.

Такой полёт изматывает. Лётчик скользит всего в нескольких дюймах от уровня леса, и пролетающая мимо земля сливается в один сплошной поток. Мелькают только какие-то тени. Смысл такого полёта в том, чтобы уберечься от обстрела с земли. Не успел ещё противник услышать или увидеть вертолёт, того уже и след простыл. Если б он летел выше, косые могли бы заметить его приближение и сбить одним метким выстрелом.

Самые классные вертолётчики набирались опыта во Вьетнаме. Не раз они рисковали и спасли немало жизней. Они сажали своих птиц почти везде, зачастую на волосок от гибели, облетали контуры леса, словно на "русских горках", летали так, что твоё очко морщилось от страха, а ты сам ссался потом целыми днями.

Ты можешь это забыть, но твоё очко – никогда…

Особенно, если ты побывал на борту "Хьюи", попавшего под обстрел. После такого обычно появляется стойкая боязнь вертолётов и не проходит до конца службы.

Бойцы открыли пулемётный огонь по дальней границе леса. Я же чувствовал себя в западне. Снизу ко мне приближались джунгли. Там, внизу, был хаос. Меня охватила полная беспомощность. Шум и скорость сбивали с толку. Боже, ведь меня могут кокнуть ещё до того, как я выберусь из этой штуки! Бежать – некуда. Спрятаться – негде. Во мне закипала слепая ярость, но сделать ничего нельзя, пока нога не ступит на землю. Господи, мне не следовало здесь появляться!

– НУЖНО ПРЫГАТЬ! – крикнул кто-то из солдат.

Я кивнул, вставил обойму в винтовку и присел на корточки на краю вертушки, ботинками почти касаясь лыжного шасси.

– ДАВАЙ!

Мышцы напряглись. Я слышал, как бьётся моё сердце и кровь пульсирует в артериях, словно кто-то сплёвывает её сквозь зубы. Я уже почти вывалился, и моё тело вовсю качало адреналин. Я превратился в прекрасную мишень. Вот оно, твою мать, сейчас меня шлёпнут…

Вертолёт нырнул и коснулся верхушек слоновой травы. Я схватил в одну руку каску, в другую – винтовку и прыгнул.

Всё было как во сне. Я прыгал с трёхметровой вышки в бассейне "Северного парка" в Баррингтоне : медленно падал, подняв руки вверх, словно орлиное перо на ветру…

Вниз – ниже, ниже…