— У тебя всё в беспорядке: рубаха расстёгнута, на брюках дыра, на голове нижнее бельё, на лице двухдневная щетина. И ты воняешь! Боже, я отсюда чувствую вонь. Ты что, не моешься?
— Моюсь, но…
— Что ещё?
— Это Элмер. Всё это вина Элмера! Если б не он! Он так меня подвёл…
— Что ты сказал?
— Элмер, мой козлик. Простите. Мой бывший козлик. Он убежал. Видите ли, сержант, это он проел дырку в моих брюках и сжевал фуражку. Мою единственную фуражку…
— Господи Боже, да ты никак пьян. Ну-ка ещё раз растолкуй мне, сынок.
— Прошлой ночью я притащил из Сайгона козла, чтоб он жил в казарме и стал нашим питомцем, но он перегрыз верёвку, съел мою одежду и был таков.
— Хочешь, чтоб я поверил в эту брехню?
Я пожал плечами.
— Ну а теперь, что же случилось на самом деле?
— Я же вам сказал. Не верите — взгляните на казарму. Говно повсюду! Оно всё ещё там, и если вы считаете, что я воняю…
— Достаточно!
200 человек — вся штабная рота — переминались с ноги на ногу и давились от смеха.
— Грёбаный Брекк, — сказал кто-то.
— Так это он…
— Всем заткнуться, — прорычал сержант Йохансон. — Если будет смешно, я скажу, где смеяться.
Солдаты притихли.
— А теперь сними с башки эти чёртовы трусы, Брекк!
— Слушаюсь, сержант.
— Я сказал стоять смирно.
— Слушаюсь, сержант.
— Не тебя ли наказали только что?
— Так точно, сержант.
— Всего несколько недель назад?
— Так точно, это был я, сержант.
— И у тебя опять проблемы?
— Похоже, что так…
— Ты мне противен, Брекк.
— Так точно, сержант.
— Таким, как ты, не место в армии США.
— Согласен с вами.
— Заткнись.
— Но меня призвали…
— Я сказал: заткнись!
— Вы же знаете, я сам не рад, что в армии…
— ПРОСТО, БЛЯ, ЗАТКНИСЬ!
— Слушаюсь, сержант.
— Верни трусы на голову и иди в дежурку. Майору Либерти наверняка захочется на тебя взглянуть.
Я надел трусы на голову и пошёл, куда сказано.
— БЕГОМ, СУКИН СЫН!
Скачками я полетел к кабинету майора, путаясь в шнурках.
Придя за мной в дежурку, Йохансен поставил меня по стойке «смирно» лицом в угол.
— Зачем вы заставляете меня смотреть на эту стену, сержант?
— Потому что нет сил видеть твою противную рожу, Брекк!
Я хохотнул.
— ЗАТКНИСЬ, БРЕКК! ЛУЧШЕ ЗАТКНИСЬ!
— Слушаюсь, сержант.
Пришёл майор и поинтересовался у Йохансена, с какой стати я стою навытяжку, пялюсь в угол и одет явно не по форме.
— В таком виде Брекк сегодня появился на утренней поверке, сэр. Совсем недавно он уже получал взыскание. Я думал, вы сами решите разобраться с ним.
— Брекк, зайди.
Хлопнув дверью, майор уселся в мягкое кресло, оглядел меня и улыбнулся.
— Вольно, Брекк, и сними эти трусы с головы, ради бога. Что происходит? Ты же знаешь, что не по форме, что нельзя показываться в таком виде.
Я рассказал, что произошло. Он покачал головой и засмеялся.
— Ты же понимаешь, что я должен тебя наказать?
— Так точно, сэр.
— Тогда, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, одолжи у кого-нибудь брюки и фуражку, пока твои вещи не вернулись из прачечной. Надень хоть каску, если не найдёшь нормальный головной убор. Но ходить в армейских трусах на голове нельзя.
— Сержант Йохансен сказал, что моё лицо похоже на мою…
— Это не оправдание.
— Так точно, сэр.
— Мне бы запустить в тебя книгой…
— Так точно, сэр.
— Да ведь толку не будет.
— Никак нет, сэр.
— На следующей неделе опять всё повторится.
— Так точно, сэр. Возможно, сэр…
— Как насчёт драить мой кабинет ещё две недели? Ты уже мастак в этом деле…
— Слушаюсь, сэр.
— Тогда проваливай отсюда, пока я не передумал!
— Слушаюсь, СЭР!
«Грохочут пушки, во все стороны летят ошмётки тел, слышны стоны жертв и вой погибающих за родину — это Человечество в поисках счастья».
— Шарль Бодлер, французский поэт.
Я думал, хуже не бывает, но когда летел всего в нескольких дюймах от Нагорья, то понял, что моё появление на передовой было ошибкой. Самой большой, страшной и, наверное, последней ошибкой. Чего мне здесь надо? Что ожидает меня в джунглях? Что, если Зверь обитает здесь и он голоден? Что, если эта гнусная и зловещая местность — последняя обитель? Что, если я не вернусь? Я к этому не готов. Я слишком молод, чтобы погибать! О Боже, я не гожусь для этого дерьма! Я не готов, не готов…
Тут один из стрелков хлопнул меня по плечу и показал на просвет в джунглях прямо по курсу: красный дым поднимался вверх, отмечая зону высадки — точку моего десантирования. Я посмотрел вниз, но никого не увидел.
Вдруг вертолёт тряхнуло.
Горячая зона! Нас обстреливают с земли!
Перед дорогой я напихал в рюкзак сухих пайков на 4 дня, повесил на плечо винтовку и отправился на вертолётную площадку, упирающуюся прямо в джунгли.
Садилось солнце. В долине курился туман. Низко, над буйной ярко-зелёной растительностью гор, висели тучи. Что-то жуткое витало в воздухе, и мне было не по себе.
В шесть часов я забрался на борт «Хьюи», и пилот повёл машину над самыми верхушками деревьев.