Кошмар: моментальные снимки

Чилкотин — один из последних бастионов Северной Америки, где ковбои и индейцы, как и прежде, живут бок о бок и не ломают голову над тем, что происходит вокруг их плато.

А индейцы живут так, как жили предки: ловят рыбу в реках, ставят капканы, охотятся на дикого зверя в дальних распадках, стерегут крошечные стада на холмистых лугах, которые с незапамятных времён зовут своим домом.

Но они боятся за своё будущее. Они говорят, что если лесные компании вырубят слишком много леса, то новый лес не вырастет. Они говорят, что если вырубить деревья, то высохнут озёра, а дожди смоют почву — почву, в которую веками лилась кровь и ложились кости предков.

Скотоводы тоже зависят от земли, и если земля не сможет удерживать влагу, она высохнет и её развеет ветер, как это случилось в прериях в Грязные тридцатые. Разведение скота с давних пор является неотъемлемой частью жизни Чилкотина, и никто не заинтересован в том, чтобы оно исчезло.

В наши дни резервации Чилкотина живут в унынии. Индейцы говорят, что для них нет работы. Отсюда низкая самооценка и отсутствие самоуважения, и они скулят, и жалуются, и заливают свои несчастья алкоголем, который убивает их. И они это знают. Они говорят, что потеряли свой путь. Они боятся растерять свою культуру и язык, свои ценности и самосознание. Резервации окружены сплошными вырубками, и от этого тяжело поддерживать древний образ жизни. Они говорят, что стало трудно добывать лося и оленей для котла и что без шкур их женщины не могут шить мокасины и другие необходимые предметы.

Они говорят, что нужно защищать землю, на которой живёшь, и что если мы позаботимся о земле, то и земля позаботится о нас. Но если разрушить землю …

Погибнет всё.

Весь народ Чилкотина стремится сохранить жизнь, которой живёт издревле. Это проблема экономики и отношения к окружающей среде, и жители страны Карибу ищут выход. Но борьба в Чилкотине сегодня — это не только реакция на перемены. Это не столько война с повсеместными вырубками леса, сколько движение за превращение всего плато в резерват первозданности.

Это борьба за сохранение земли. Это борьба за сохранение экономического и экологического многообразия, за врачевание земли, чтобы она простила нам то, что мы с ней сделали. Это кризис сознания, при котором человеческий мозг попадает в острое противостояние с самим собой, силясь определить будущее одного из самых удалённых и забытых временем регионов планеты, где величие земли как нигде близко к святости.

И — самое главное — это борьба за то, чтобы было услышано многоголосие разноязыкого Чилкотина, за спасение своеобразия этой страны в грядущих веках, чтобы тот, кто будет жить после того, как мы обратимся в прах, так же мог открывать для себя этот прекрасный край пешком и в каноэ, верхом и на лыжах…

Чтобы жизнь торжествовала ради продолжения самой жизни…

Чтобы охотники и пастухи, индейцы и заблудшие души, живущие на продуваемых ветрами холмах и в неприветливой местности этого плато, остались…

Чтобы рыба, плещущая в его озёрах, и орлы, парящие в его небесах, и пробирающиеся сквозь бурелом медведи и бегущие по речным берегам волки, и гагары, воспевающие его нетронутость, и скот, жирующий на его пастбищах…

Могли сохраниться.

Тогда душа просторов Чилкотина снова обретёт спокойствие и пребудет в вечности. И всё это зависит от нас. Ибо эта земля — наша.

II

Трасса?20, называемая порой «Дорогой Свободы», ведёт к краю плато Чилкотин: здесь земля резко вздымается в Береговой хребет; а потом спускается вплоть до крохотного порта Белла-Кула, расположенного в конце рукава Норт-Бентинкт, глубокого молочно-голубого фьорда, на 75 миль врезающегося в сушу.

Белла-Кула — конец пути, самый далёкий запад, которого только можно достичь. Это дикое побережье, вытянувшееся вдоль каботажного пути на Аляску, знаменито своими бескрайними еловыми и кедровыми лесами: они сразу вызывают в памяти сказку о волшебном лесе, в котором запросто можно повстречать скандинавского тролля, собирающего плату за проезд под мостом через речку Нусгалч. Здесь мы укрыты от внешнего мира и географически, и физически, ибо эта долина застывших верхушек туманных дождевых лесов — особенное убежище, заповедник диких созданий: в нём лысые орлы и огромные гризли по-прежнему каждую осень собираются у реки Атнарко ловить идущий на нерест лосось; здесь сдержанная настороженность к людям «оттуда» является понятной реакцией крепышей-горцев, желающих сохранить свой малолюдный мирок и привычный порядок вещей.

Кто их осудит? Они хотят сохранить этот Рай нетронутым.

В этой долине я провёл самые счастливые годы.