Сминает одежду над сердцем уродливая старуха.
Мальчик в белом успевает за талию падающего перехватить. Они падают в пасть из ледяных клыков, обнявшись, скрываются за бесчисленными ледяными колонными ото всех.
Тишина. Госпожа в нежно—сиреневом уже лежит в обмороке, а к ней несутся, то огибая, то смахивая столы и тарелки, сотни две из служанок.
Тишина.
Сердито вскакивает господин, сидящий выше всех.
Разлетаются ледяные колонны изнутри — но осколки поднимаются вверх и, блестя бесчисленными гранями, скрываются в облаках — и мальчик в белом коротком ханьфу и мальчик в длинном бордовом танцуют уже на земле.
Разворот, скрестились мечи.
Разошлись, перекувыркнувшись 8 воздухе — и взмывают, блестят 8 солнечных лучах ледяные осколки, некоторые из которых окрашены то в алый, то в розовый — снова сошлись. Мечи устремляются 8 одну сторону в худых руках, головы снова смотрят в одну сторону, снова спина к спине.
И, хотя лед под ногами и сапоги изодранные, белые штаны обоих окрашены уже алыми разводами, они продолжают, то ли дерутся, то ли танцуют. То сходятся, то расходятся. Подпрыгнули, перекувыркнулись. Головы смотрят в одну сторону, меч устремлены в одну сторону, слишком огромные, в дрожащих уже руках, снова спиною к спине.
Что—то едва слышно, почти не двигая губами, шепчет напарнику мальчик в белом. Что—то шепчет ему мальчик в бордовом. Лица блестят от пота, слиплись пряди волос у лбов.
Они расходятся, взмывают вверх, поднимая сотни блестящих ледяных брызг, прозрачных и окрасившихся в алый. Снова встречаются, руки с мечами большими смотрят в одну сторону, головы смотрят в одну сторону, взгляды уходят вслед за направлениями клинков, снова спина к спине.
— Перестаньте! — грохочет господин в зеленых шелках.
Мальчики медленно опускаются на пол, откуда в одно мгновение исчез куда—то лед — и мальчик в бордовом придерживает соперника, но так грациозно, будто в новом движении танца, так сразу и не разберешь, зачем.
— Мы только хотели порадовать вас танцем и нашими умениями, господин! — робко говорит мальчик в белом.
Мальчик в бордовом будто не выпал из танца, но на самом деле его поддерживает.
Все уже понимают, что танцор в белом сам бы уже не стоял. Кроме двух женщин, лежащих в обмороке. Вокруг одной вьется пестрое облако служанок, возле второй — склонилась только плачущая старуха. Единственная сморщенная и скрюченная среди нескольких беловолосых госпожей.
— Как ты посмел подделать меч великого генерала, Вэй Мин? — грохочет над залом глас господина, стоящего выше всех.
— Мы только хотели… — на сжавшегося напарника посмотрев, мальчик в белом падает на колени. — Мы только хотели порадовать вас танцем, господин! Это… это все была моя идея!
— Стража! — требует сверху грозный голос.
И из—за колон выбегают другие воины, в темных доспехах и тех же темно—синих плащах, также прежде незаметные.
— Привяжите Вэй Мина на Ледяном болоте на семьдесят лет!
— Но это была моя идея! — плача, кричит мальчик в белом, бьется об пол лбом.
По ледяной крошке, оставшейся у локтя когтистой каменной лапы, медленно ползет алая струя. Но мальчик в белом замирает в нижайшем поклоне.
— Перестань! — шипит на него мальчик в бордовом. — Тебе надо к лекарю…
Двое стражей подбежавших подхватывают юного господина в белом под локти, ставят на ноги — все видят стекающие по его лбу кровавую полосу, размазавшуюся по щеке.
— Помилуйте Вэй Мина, о господин! — падает на колени старуха, сжимая дрожащие руки.
— Нет! — грохочет сверху грозный голос. — Подделавший меч героя не заслуживает пощады!
— Но он… — старуху трясет, по морщинистым, уродливым щекам стекают слезы. — Но он — всего лишь ребенок, господин!
— Укравший славу героя — героем сам не будет! Никогда! Ни в какой угодно век! — грохочет сверху. — Лишь жалкою тенью будет!
Дрожащий Вэй Мин сжимает тонкие пальцы.
— Что, вздумаешь напасть на меня?! — грохочет сверху. — Вздумаешь оспорить?!
Положив ладонь на кулак, Вэй Мин склоняется пред ним, низко—низко. Потом опускается на колени, касается лбом пола. Потом поднимается — по лицу рассеченному спускаются три полосы кровавых — и, не поднимая глаз, идет к смущенно замершим тридцати стражникам.
С ними поравнявшись, глухо говорит:
— Я сам дойду. Я понимаю и принимаю свое наказание.
— Нет! — отчаянно тянет к нему руку мальчик в белом.
— К врачу иди! — говорит соперник в бордовом сквозь зубы, уходит, в его сторону не смотря.
Расходятся теперь уже как два врага. Те, кто рядом еще недавно танцевал так гармонично, так единодушно, так и не напоровшись, не зарезавшись на остриях множества ледяных клыков—колонн.
— А ты… — господин в зеленых шелках с золотыми драконами извивающимися мрачно смотрит на мальчика, придерживаемого двумя стражниками. — Отпустите его!
— Но он едва стоит! — дерзает возразить один.
— Он пусть сам идет к лекарю нашей семьи!
Один из стражей тридцати, уводящих другого провинившегося, вдруг бросается влево.