Кошмар на улице Зелёных драконов (СИ)

Я во все глаза, дыхание затаив, ожидала, когда же они уйдут все, открыв того доблестного юношу. И вот, наконец—то это случилось!

Кажется, его одежда сначала была белой. Но теперь белых пятен осталось немного и они уже тонули в красной кровавой волне. И вот, он наконец—то опустил окровавленный меч, и я лицо его увидела. И замерла, кажется, язык совсем проглотив: он был не только статный, превосходно сложенный, но и лицом восхитительно красив! Ах, какой мужчина!

Но он даже внимания на меня не обратил, смотревшую, затаив дыхание, на него из сорняков. Он к тому, лениво обмахивающемуся веером, так и не вступившему в сражение, присел. Уткнулся лицом ему в плечо. Это было по—детски трогательно и наивно. И вообще… вообще, эти двое, и аристократ с веером, и молодой воин были сказочно хороши. Словно сошли с картин. Словно сказки о небожителях воплотились наяву! Просто… просто разве могут люди быть столь роскошно сложены и столь завораживающе красивы?

Но потом я вспомнила, как тот молодой воинство Шоу Шана разогнал. Сердце взволнованно забилось, когда на него смотрела. И от красоты его и от безумной моей идеи. Но, впрочем, я решилась. Я запоздало вспомнила его имя. И я отчаянно кинулась к нему.

— Простите, господин! Мой господин! Мой господин!

И, добежав, рухнула на колени перед ним. Перед этим дерзким и ловким воином, разогнавшим несколько сотен лучших солдат Шоу Шана. Я молила его взять меня в ученики. Я увидела в его темно—карих глазах свет солнца моей победы! Лицо мастера, способного так научить меня воевать, чтоб ни одна душа впредь, ни человек, ни бог, ни демон не посмел меня обидеть! Богов я боюсь еще больше, чем демонов. Но этот прекрасный воин мог меня спасти! Он мог спасти меня от моей несчастной доли! От женской слабости. От нищеты. От участи быть проданной отцом в бордель. Я не позволю же, чтобы матушку мою продали вместо меня.

Я молила взять его меня в ученики, а он… отвечать на мою мольбу не спешил. Все внутри меня обмирало от ужаса. Но это была моя мечта о свободе и силе! Я ни за что не отдам никому моей мечты! Ни богу, ни демону! А, впрочем, боги хуже демонов и людей. Но я стану сильной! Я хочу стать сильной! Чтобы ни никто и никогда больше не смел оскорблять меня! Я никогда в жизни не мечтала так отчаянно, как о том, чтобы назвать его своим учителем!

Свиток 4 — Разорванная книга — 6

Ян Лин

Запах скота и какого—то гнусного варева из старых овощей, подтухлых, меня разбудил. Поморщившись, приподнялся на постели. Неожиданно жесткой и колючей. Что, я вне усадьбы где—то уснул? О, только бы успеть до зари! Только бы слуги и мои тюремщики не заметили моего исчезновения! Я потеряю укрытие…

Сел. Увидел у соломенной лежанки около меня мой меч, в мой плащ завернутый. В плащ, опаленный слегка. Местами закаменевший от просохшей крови. Чужой крови. Мои руки и тело мое как будто миновала кровавая участь. Или, все же?.. До чего ж я ослаб!

Стянул с себя рубаху, затвердевшую от больших пятен крови. Нет, на теле повязок нет. Все то же тело.

Ахнула женщина в стороне, что—то упало и разбилось.

Молодая селянка в ужасе смотрела на мою шею, плечо и часть груди, покрытые бугристыми ожогами. Память о коже, которая вскипела, когда на меня плеснуло волною кипятка из чана, где сварили Ну О. Ох, Ну О!

— П—простите, господин! — девушка торопливо отвернулась. — Я не хотела смотреть! Я совсем не хотела смотреть!

— Где мы? — строго спросил я, рубаху запахнув. — Какой сегодня день? Долго я… без сознания провел?

— Совсем нет, господин. Всего лишь две ночи и дня два, господин. Всего ничего, — и девушка внезапно всхлипнула.

— Что… такой страшный? — спросил я грустно.

Не такое лицо мне хотелось видеть у женщины, увидевшей меня обнаженным. Да, впрочем, все девки пугались. Все в борделе норовили поскорее избавиться от меня. Свечу поскорее задуть. Лишь бы не видеть. Лишь бы не щупать это обезображенное тело.

— Просто… — она всхлипнула. — Просто брата моего скоро убьют, господин. Я должна бы волноваться за вас — вас, похоже, пытали страшно, раз так измучили ваше бедное тело — но, как я вспомню о бедном братце моем, то ни о чем другом думать уже не могу. Ни о чем! — и разревелась. Позабыв о кувшине разбитом. И совсем не глядя на незнакомого мужчину, что оказался в сарае этом с нею наедине.

А я застыл. Я не знал, как ее утешить. Девки с борделей утешались быстро, увидев слиток или звонкую монету. Но этой, нищей девчонке, из людей простых, да, кажется, подобравших и приютивших меня, неподвижного, чужого человека им совсем… разве стоило отдавать ей слиток или монеты? Если тем уже не помогли испариться внутри. А что? И меня приютили, помогли, и я столько мог там пролежать, неподвижный, что только небу и знать, где, когда и куда деньги мои испарились!

To есть, я помнил, как я утешал Ну О. За руку брал, тонкие белые пальцы сжимал. Мог слегка приобнять. Но девчонка эта была мне чужой. Из простых. Тьфу, гордость твою и корове под хвост, Ян Лин!

— А что? — я к ней ступил. — Что нового творится вокруг, о дева? И, кстати, что за место тут?