Кошмар нашей настоящей жизни

Ближе к вечеру Антон отправился на чёрный рынок подобрать подешевле пистолет с качественной кобурой и пару боевых ножей. Он был в обычной футболке чёрного цвета, голубых джинсах и длинном пиджаке, чтобы под ним удобно было прятать кобуру, но естественно из-за того, что государственная система стремилась помешать осуществлению приобретения оружия на черном рынке он чувствовал себя весьма убого, словно его кто-то упрекает просто так, просто по программе множества форм жизни. Антон за это время уже понаблюдал данный процесс, когда человек ведёт себя не в соответствии с личностью, которая выгружена в психику по программе, то она перерастает в эмоции, только не естественные, а очень-очень омерзительные. Но не будет же он из-за такой ерунды сдаваться? Нужно всегда уметь адаптироваться к тяжёлым условиям выживания и идти вперёд, пробивая путь бронетанком, сшибая все преграды — так он и поступал, перешагивая через наигранные моральные принципы, которые один за другим появлялись у него из неоткуда и которыми он ранее никогда не руководствовался, особенно при учёте всех произошедший с ним событий и текущих обстоятельств. Он прошёл мимо очень высокого небоскрёба, на вершине которого блестели две стеклянные в форме кристаллов оконные конструкции, а сам небоскрёб выглядел, как здание будущего. Антон тут же отвлёкся от неприятных чувств — вот он идёт за оружием убийства, а там-то люди проблем не знают. Живут себе богато, лежат на серебряных кроватях с золотистыми подушками, отдыхают, но когда они будут жить? Он не знал, что в этом богатом доме кто-то впал к кому и остался дома под системой жизнеобеспечения; кто-то умер вчера; кто-то заболел сегодня, — у всех свои проблемы. Нам всегда кажется, что там, где нас нет, очень хорошо и комфортно, но так ли это на самом деле? А что нас толкает так считать? Зависть! Она нас толкает, но это лучше воспринимать игрой в догонялки, в соперничество, потому что просто без этого жить неинтересно. А ведь он любил в это играть. Антон продолжал думу о том, как прекратить свои финансовые трудности, но ни у кого в городе не было лишней копейки поощрять любое самое нужное предпринимательство. Финансовая яма росла и людей бросали в ней умирать, так как труд переставал быть кому-либо нужен. Некоторые люди жадные. Антон, как «честный негодяй», сделал шаг к знакомству с проходящей мимо девушкой, но её не интересовало приятное времяпрепровождение с мужчиной ради секса. Всё шло не так, как необходимо. К Антону словно подступала его скорая смерть. Антон не сдался, хотя и порочный джентльмен звание для него было не совсем приятное. Из всех возможных нелицеприятных перспектив очередной жертве на секс он «предложил далеко не загадывая, совсем не последний вариант мирного добровольного „перепиха“ с возможной перспективой продолжения тайных отношений» без «ублажения её маленьких капризов и пожеланий». Что такое жадность по-настоящему? Понятие жадности трактуется как неконтролируемое стремление к приобретению или использованию материальной выгоды. Почему щедрость осуждается? Потому что щедрость знает фактор привыкания к ней и человек рискует остаться инвалидом. Это грех расточительства. Антон знал — жадность, что жадность есть плацебо, просто, когда человеку кажется, что он должен поделиться. Отказ делиться чем-то ценным считается жадностью, однако если уж серьёзно — это ребячество. Антон начал искать где раздобыть деньги, но с бывшим киллером никто не хотел связываться и его настигало проклятие мучений от голода, нищеты и безденежья. Недалеко от него перед женщиной мужчина тряс деньгами для наглядности своих намерений и демонстрировал свою ей серьёзность, что ввергло Антона в депрессию. Ему теперь этого не увидеть, так как мужчина без денег женщинам не нужен. Теперь он обречён умереть один на улице без ничего. Августа дома тоже мучилась без еды под издевательством остальных в школе учеников. У Антона не оставалось вариантов, как начать просить денег у прохожих, но ни у кого не было и лишней копейки даже поощрить предпринимательство. Проклятье настигло Антона и с каждым шагом он ощущал подступающую от голода смерть, что никак его не настигала, мучая страхом медленного своего к нему приближения. Перед смертью он был совсем одинок, не понимая, что такое ему эта смерть. А ещё может быть такое из вредности или из-за страха и непонимания. Так что такое жадность? Не поделился ты и ты жадный, а слишком щедрый — ты самоубийца. Здесь неуместно однозначное понимание. Все это хорошо или плохо в разных обстоятельствах. Так почему же жадность, скупость и экономичность — это грехи, а щедрость, расточительство и благотворительность — это все только на пользу? Да и кому на пользу? Оценит ли это кто-нибудь? Пирамиды. Люди уже начали создавать в городах сетевой маркетинг, как вид потребительских пирамид, которые становятся бесполезными, если государство не финансирует массовое потребление в городах, ограничивая рабочие места высокой квалификацией. Антон знал по личному опыту — никто не оценит, а помощь уместна только тогда, когда она нужна человеку, а не просто потому что его мучает желание «дай мне конфетку, а то у тебя есть, а у меня нет, а не дашь ты жадина». Все это действительно уместно только тогда, когда нам это действительно в жизни нужно, а иначе — зачем? Это же будет только издевательством, только постоянными дрязгами без причины. Одно Антон знал точно. Жадина всегда терпит бедность или ему психологически внушается опять же зависть к более богатым. Рядом с кондитерской молодые люди ели леденцы в ярких разноцветных обёртках. Антону стало плохо от нужды и начало схватывать сердце и желудок. Из-за боли он пошёл дальше быстрее. Он шёл вперёд, а детские радости в оранжевых, красных и жёлтых фантиках преследовали его мечтами, причиняя боль от зависти. Сердце начинало сильно болеть, убивая его заживо, словно рядом смерть с улыбкой над ним издевается. Кто-то из прохожих заметил его страдания и тоже угостил конфетой. Антон сказал: «Спасибо!» — жадно съев конфету, как редкий сувенир. Безделушка, представляющая для него особую сейчас ценность, была им съедена. Ну просто идиллия, а не общество. Империализм, потому что им не хватало приключений в жизни и хотелось вот быть рабами одного человека. Строили коммунизм, но построив все равно не удержались от жажды власти. Просто неизвестно куда направлялся по городу Антон, а дело шло к ночи. Он не мог смотреть Августе в глаза за свой грех. «Выполнил бы он своё обещание, или события пошли бы иными путями, но как заевшая пластинка, память прокручивала ненавистный фрагмент, поворотный для всей оставшейся недолгой жизни» голодного путника. Медленная смерть от нищеты и голода, неудовлетворённых потребностей склоняла его загнить и умереть, покончить с собой. Подленькое конформистское начало заставляло себя ждать и ничего было в игноре людьми не сделать. Только скитаться и мучиться от голода. Всё это присущее, в общем, всем и каждому. Смерть заманчиво рисовала ему не лучшую для него действительность этой ночью его скитаний в мучениях. От понимания этого Антона охватывало сильное отчаяние, а система все его атаковала — ему внушалось через плотные очень тяжёлые для нервной системы структуры психики, что он мутирует, ощущение слизи в мозге, омерзение собственным телом с желанием сжечь себя, чтобы очиститься от грехов, он чувствовал боль и во внутренних органах, и в позвоночнике, словно другой человек жуёт его мясо во рту и даже внушение было, словно фекалии ему в пищевод запихнули, его чуть не вырвало, но он понимал, что это не по-настоящему, так как все это было 3D голограммами, хоть и очень размытыми и пропитанными омерзением и словно землёй… Но он продолжал ещё рьянее идти покупать оружие, потому что эти преграды только усилили понимание необходимости это сделать. Покупать за роспись кровью от безденежья.