Кошмар во сне и наяву

– Зачем добру пропадать? – хозяйственно спросил Бирюк. – И ничего мне не сделается, смотри.

Он разжал пальцы. Герман отшатнулся…

Чека была зафиксирована аптечной резинкой.

– Старый фокус, – хмыкнул Ваха, проходя мимо. – Не горюй, доктор: ты не первый и не последний лох, который на него попался. Иди, иди, чего стал!

Герман торопливо зашагал по коридору.

– Вернулся? Ну и молоток, – одобрительно встретил его Стольник. – А раз так, отпусти девочку, Удав.

Удав стоял за спиной Альбины, уставя на Германа свои коровьи очи, и тот внезапно заметил, что колено Мольченко резко выдвинулось вперед. Сейчас он упрется между лопаток Альбины, с силой дернет полотенце на себя…

Герман рванулся вперед, но Стольник перехватил его за руку:

– Кончай психовать! Я кому говорю, Удав?

Тот с явной неохотой опустил полотенце.

Стольник разжал пальцы, и Герман упал на колени рядом с Альбиной. Она зажмурилась, схватилась за горло. Герман положил ей ладонь на затылок, прижал лицо к своему плечу. Она вся дрожала, но – ни слова, ни всхлипывания.

– Все, уже все, – пробормотал Герман. – Давай-ка вставай.

Альбина попыталась подняться, но, ойкнув, села на пол. Можно было представить, как затекли ее ноги!

– Ладно, посидим, отдохнем. – Герман устроился рядом, однако больше всего ему хотелось сейчас увести девушку из этой комнатушки, где она испытала такой ужас, куда угодно, хоть в процедурную увести. Там на полу пятна крови Севастьянова, но все равно там чище.

Альбина опять уткнулась ему в плечо.

– Они… говорили, что ты попытаешься бежать, не вернешься, и тогда меня… – донесся до Германа чуть слышный шепот.

– Кто говорил?

– Вон тот, – махнула она рукой.

Герман повел глазами и поймал насмешливый взгляд Антона, по-турецки сидевшего на брошенном в угол матрасе.

– Каждый судит по себе, как видишь, – ответил он, чувствуя, что горло сводит от ненависти – острой, будто удар ножом. Ну почему, почему сегодняшний сон теперь остается только сном?!

– Предположим, я говорил не совсем так! – послышался голос Антона. – Я просто сказал, что смерть от удушья не так и страшна, как ее живописуют. Говорят, повешенные кончают под себя. И удушенные, наверное, тоже. Надо же, а! Человечество напридумывало столько способов достижения наивысшей степени оргазма, всякие там «Камы-Сутры», мази, шарики, презервативы с крылышками, а оказывается, надо всего-навсего сдохнуть, чтобы оттянуться на полную катушку!

Герман уронил руки. Альбина, отстранившись, с тревогой заглянула ему в лицо, но он не видел ее глаз. Перед внутренним взором медленно, зыбко проползла строчка отпечатанных на машинке букв:

«…на шее трупа обнаружена странгуляционная борозда, след механической асфиксии, предположительно послужившей причиной смерти. Остановку дыхания мог также вызвать мгновенный спазм сердца, что и привело к необратимым последствиям…»

Жуткие в своей обыденности строчки милицейского протокола. Протокола об осмотре трупа, которым однажды стала Дашенька Смольникова.

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Успокойся… пожалуйста, – бормотал кто-то рядом, и теплые губы шевелились около лица Германа. – Не надо, успокойся, не надо!

Кто-то сильно тряхнул его за плечи, и Герман почувствовал, как медленно тает на лице и глазах изморозь почти смертельного оцепенения, внезапно охватившего его.

Теперь он видел рядом испуганные серые глаза и даже смог кивнуть: все, мол, в порядке. И все-таки понадобилось еще какое-то время, прежде чем удалось справиться с судорогой, перехватившей горло, и выдавить:

– Я в порядке.

– Можно нам уйти? – прошептала Альбина, поднимаясь и пытаясь приподнять Германа.

Он встал:

– Да, сейчас.

Повернулся к Стольнику:

– Можно вопрос?

– Ну?

Глаза у него – как мутный лед. Он почуял… почуял что-то в поведении Германа. Так матерый волк чует кровь еще прежде, чем она пролилась.

– Этот, – мотнул головой в сторону Антона, однако не нашел подходящего слова и просто повторил: – Этот за что сидит, не знаешь?

Показалось или будто прошелестело, провеяло что-то в воздухе? Нет. Антон еще ни о чем не подозревает, не догадывается, что его ждет. Огрызнулся:

– А тебе какое дело?

– Да уж больно ты профессионально рассуждал об удушье. За версту видно знатока.

– Неужели у нас еще один Удав объявился? – хмыкнул Стольник. – Да это просто серпентарий какой-то. Слышь, Удав? Не боишься конкуренции?

– Що це? – спокойно отозвался из коридора Удав. Нет, он, похоже, не боялся конкуренции.

– Ну, колись, малолетка, за что срок тянешь, – сказал между тем Стольник. – Порадуй нас с лепилой. Всегда приятно полюбоваться на свершения молодого поколения!

Антон нервно облизнул губы и обменялся невообразимо быстрым взглядом с Максом. Для Германа этот взгляд был то же самое, как если бы Антон скомандовал дружку: «Работаем по схеме номер два!» – или что-то в этом роде. Наверняка у них были заготовлены приличные легенды на всякий случай, наверняка такие случаи уже возникали, поэтому мальчики не особенно встревожились. А зря… а зря!

– Ну, я… шлепнул нашего лейтенанта, – с должной развязностью бросил наконец Антон. Даже с некоторой гордостью!