Кошмарный сон слепого

Уилл почувствовал, как после его слов все посмотрели на картину Есенина, которая сто процентов должна была быть в стареньком и потрёпанном кабинете литературы, хотя бы, где-то в уголке. Кто как глянул; кто-то с отвращением, кто-то с разочарованием, а кто-то с радостью. Уильям сделал паузу, расплылся в улыбке, а после продолжил:

–Знаете, мне напомнило одного такого же жестокого и безразличного человека, который меняет девушек, словно перчатки. – Уильям знал, что такой ответ уже тянет на пятерку, но ему захотелось ещё повыпендриваться – «По совести скажи: кого ты любишь? Ты знаешь, любят многие тебя. Но так беспечно молодость ты губишь, что ясно всем – живёшь ты не любя».*

Сонета Шекспира №10 (в переводе Маршака) – «По совести скажи»

Он поднял голову, будто собирался взглянуть на него, увидеть ту самую ярость, горящие от злобы глаза, заглянуть в самую глубь души, где ещё никто не бывал, и, просто почувствовать на себе его безысходность. Ведь учитель в классе, что может случиться, думал он. Наверное, потому, и добавил:

–Что скажешь, Кристофер?

Самому Крису давно стало очевидно о ком идёт речь, но и для одноклассников и для того, чтобы просто красиво добить, Уильям решил сказать это напрямую. При всем, мать его, классе.

Все в тот же момент подозрительно замолкли на пару секунд, что могло значить только плохое, а после Уильяму в самую переносицу прилетел учебник с твердой обложкой, и, в то же время, острым концом. Класс тут же оживился; кто-то был на стороне Уильяма, кто-то на стороне Кристофера, а кто-то просто молчал, всё ещё размышляя и переваривая всё услышанное о Сергее Есенине. Лишь одна учительница яростно вскрикнула:

–Кристофер! Это что за поведение?!

–Пиздеть меньше надо! – процедил он себе под нос, но учительница, похоже, не услышала, зато до Уильяма легко дошло.

Учитель ударила деревянной указкой по парте Криса:

–Живо собрал свои вещи и пошел к директору!

–С радостью! – уже в голос воскликнул парень ей в ответ, сгреб все вещи в рюкзак и, даже не застегивая, вышел из класса.

После такого удара Уильям закрыл лицо руками и склонился к тетрадке. Девушка, сидящая с ним за партой аккуратно приобняла его за плечи и задала тихий вопрос, который Уильям четко не расслышал. Там было что-то вроде, «ты в порядке?» или «всё хорошо?». Он кивнул. А после, на страницу тетради упала алая капля и девушка, не поднимая руки, взвизгнула:

–У него кровь! – она подняла на учителя взгляд – Можно я отведу его в медпункт?

Не дожидаясь ответа, она помогла Уильяму встать и повела его к выходу, придерживая за плечи, «будто он тяжело ранен и не может сам дойти до меда» – недовольно пронеслось в сердцах Уилла, но спорить он не стал. Только при выходе класс снова обрёл звук; все стали шушукаться и, похоже, спорить – кто прав, а кто нет. Выйдя из кабинета и, закрыв дверь, девушка наконец начала утешать слепого:

–Уильям.., всё хорошо, прав ты. Просто пожалуйста, старайся поменьше говорить ему в лицо такие вещи, сам же знаешь насколько он неуравновешенный.

Уильяму было абсолютно плевать на все эти слова. Да, он уже знал насколько быстро можно взбесить Кристофера и он хотел этого, также плюя на все последствия. Нос почти не болел, вместо этого парень чувствовал, как кровь жжет его кожу, как внутри, так и снаружи. Именно этого он и добивался – именно такой реакции Криса.

На обратном пути они пересеклись с куда-то спешащим Кристофером. Уильям понял это лишь по резко сменившемуся тону девушки, ее внезапным заиканиям и грубому толчку в плечо. Он даже не успел понять от злости это и непрошедшей обиды или же случайность.

Глава 5:

«Она, как я – молчит, она, как я – жива»

Кабинет директора, как всегда, казался мрачным и неуютным: шторы задернуты, вся мебель старая, а цветы почти завяли. Сама директриса встретила меня своим жалостливым взглядом и тихим задумчивым:

–Что же мне с тобой делать, Кристофер..?

Я прошел вглубь и сел в кресло напротив нее. Так нагло, будто у себя дома, хотя я здесь бываю настолько часто, что и вправду кабинет можно назвать моим вторым домом. Директриса единственная знала о моих проблемах в семье, поэтому ей я доверял.

–Бросил учебник в одноклассника. – без единого чувства вины и страха начал я. – В новенького. Слишком много о себе возомнил: сначала увел у меня девушку, а сейчас решил унизить при всём классе. Сам нарвался.

Директриса медленно сняла с себя очки и тихонько произнесла:

–Что за детский сад? – а потом повторила то же самое, что и сказала в начале – Что мне с тобой делать? – только на этот раз громче и чётче.

Я закатил глаза, а после перевел взгляд на один из, почти завявших, цветов в горшке.

–Недавно до меня дошло, что ты избил кого-то на заднем дворе школы. Как раз новенького, Уильяма, это так?

Я слегка замялся.

–Да, так. Но опять же, он сам нарвался!

Началась новая минута молчания. Как же я не любил, когда директриса просто затыкалась. Невозможно было вести диалог. А ещё это значило что-то не сильно хорошее. Для меня, естественно.