Кошмары

– Египтянин? – спросил с подозрением Иехил. – В ваших богослужениях участвуют иноверцы?

– Да, он – египтянин! – ответил старец. – И зовут его Ашор, сын Захона, он зодчий. В нашу веру он обратился, когда женился на Мибтахии, моей внучке.

– Вы не должны отдавать дочерей ваших чужеземным мужьям! – воскликнул Иехил. – И сыновья ваши не должны выбирать себе жен из чужеземок! Разве не знаешь, старец, что отче Эзра изгнал всех чужекровных женщин из священного города? Всяк иноверец нечист – и вы не должны прикасаться к ним!

– Всяк, Иехил, всяк? – эхом откликнулся старик. – Неужто такое мнение бытует ныне в Иерусалиме? Мой сын Махсея принес мне оттуда песнь, ее написал Исайя, тоже пророк, что более велик и более правдив, чем твои Эзра и Иеремия! Мы перевели ее на язык персов, и мои гонцы отвезли его в Сузу, персидский город, когда было задумана нами постройка храма – как подарок всех евреев царю. В этой песне Исайя приветствует царя Кира – перса, иноверца, приверженца Ахурамазды, – как иудейского Мессию! Ты не знаешь песнь, Иехил, сын Овадии? Слушай же: «Так говорит Господь помазаннику своему Киру: Я держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы. Я пойду пред тобою и горы уровняю, медные двери сокрушу и запоры железные сломаю; ибо я, Господь Бог Израиля, назвал тебя именем твоим ради Иакова, раба моего, и ради Израиля, избранного моего. Я воскресил тебя в праведности, и я хочу проложить все твои пути. С тобой Бог, и ты, воистину, скрытый Бог, ты – Бог Израиля, ты – Спаситель». Нужны ли еще слова, Иехил, сын Овадии? Если великий Исайя объявил царя Кира, последователя Зороастра, огнепоклонника, нашим Спасителем – как же тут быть, ведь он – иноверец?..

Иехил закусил губу. Ему предстояло озвучить весьма горькую весть – перед всеми в Иебе и, в частности, перед этим старцем, – и сейчас он не знал, как поступить.

– Послушай, Иедония, – начал он, – кое-что изменилось в земле иудеев. Кодекс…

Но снова старик прервал его:

– Мы приняли и эти изменения. Над всеми пророками превознесли Моисея – мне так удивительно слышать это, ведь имя его все-таки произошло из египетского языка[16], а не из иудейского! Не сразу это проникло сюда – потребовались поколения, чтобы привыкнуть к такому в наших египетских колониях. Но мы приняли это – я уже говорил тебе, что в нашем новом храме не будет ни крылатых змей, ни огня, ни регалий Ашеры.

– Закон стал объемнее и строже, – продолжил Иехил. – Эзра привез нам новый свод из Вавилона.

– Мой сын говорил об этом, – ответил Иедония, – он хорошо общается с людьми в Иудее и Самарии. Принят новый закон, что тоже относится к имени Моисея, человека, родившегося на нашем Ниле! Знаешь, Иехил, этот закон узколоб – ни одно дитя сей могучей реки не сподобилось бы придумать нечто подобное. Я еще многого о нем не знаю, но уже чувствую, что это закон, выходящий из рабства. Свободным евреям в Иудее и Самарии – тем, кто остался и не был отправлен в рабство, – он не по нраву.

– Не веди речь о самаритянах, – бросил Иехил. – Их мы ненавидим пуще иноверцев!

– Но для нас они такие же евреи, как и весь прочий народ иудейский. Вы очень разбогатели благодаря Вавилону – и это несмотря на все рабство, – и Эзра с вельможами своими смог купить великий фирман[17] у Артаксеркса, персидского царя, который вернул их в Иерусалим и дал им власть для их нового закона. Тем не менее не Эзре удалось добиться признания новых порядков в иудейской стране. Нет, это удалось только другу его, Неемии, который был придворным у персидского царя. Это он продавил новые порядки – супротив воли народа. Пусть будет, как есть, не буду спорить с тобой, Иехил! Если таков ныне закон, мы будем его придерживаться. Если есть какие-то новые правила, познакомь нас с ними. Мы не сумеем преобразовать все в одночасье – процесс должен проходить постепенно и неспешно в нашей египетской земле; пойми же, Иехил! Однако в конце концов мы будем чтить порядки – и храм наш в Иебе ни в чем не уступит иерусалимскому. Ты мне обо всем расскажешь, брат, я сам запишу новые правила на новых папирусных свитках. Завтра в течение дня! А теперь пойдем, люди заждались нас. Они пять лет ждали крае угольного камня нового храма – не заставляй же их томиться более.

Повернувшись, чтобы уйти, он схватил за руку Иехила. Но тот освободился и быстро выпалил:

– Я не могу пойти с тобой, Иедония!

Старик всполошился:

– Что с тобой? Ты чувствуешь себя больным? Неужто захворал в долгом пути?..

– Нет же, нет! – воскликнул гонец иерусалимский. – Я не могу пойти с тобой, потому как… потому что… – Подыскивая слова, он нервно сжимал и разжимал кулаки. – Послушай меня, старый вояка, – продолжил Иехил, – первосвященник и Верховный Совет Иерусалима запрещают вам восстанавливать свой храм! – Он вздохнул облегченно, наконец-то сложив груз этих слов с души.

Старик схватился за голову. Он пошатнулся. Прислонился к зубцу крыши, чтобы не упасть.

– Что?.. – пробормотал он. – Что ты такое говоришь?..