Ты ведь хорошо знаешь, как и я, каким колдовским обаянием обладает наша матушка. Едва ли кто-то может противостоять ему. В городе ее знает каждый ребенок и каждый взрослый. Когда по утрам она выходит на прогулку, по обе стороны улицы непременно найдется кто-то, кто поможет ей перейти через дорогу и проследит, что ей не грозят ни машина, ни велосипед, ни трамвай. Если она возвращается из магазина, какой-нибудь ребенок обязательно предложит ей донести за нее ее свертки с покупками. В трамвае или омнибусе господа и дамы не просто готовы уступить ей место, но буквально сражаются за эту честь. Любезность обслуги в опере, театре или концертном зале, равно как и в ресторанах, где мы время от времени ужинаем, просто поразительна. Как будто люди соревнуются в том, кто проявит большее почтение к ней. Каждый вечер, когда я выходил с ней прогуляться на пару часов, я снова и снова чему-то удивлялся. Известные господа и дамы и даже дети с цветами в руках, завидев ее, спешили навстречу, чтобы вручить ей эти цветы. Не проходило и дня, чтобы ей не присылали цветы домой в вазах или горшках. Каждое утро я почти сорок минут занят тем, что поливаю их, пока не буду доволен результатом. Я не знаю, писала ли она уже тебе о своей новой причуде под названием „день имени“; пару лет назад ей взбрело в голову, что день рождения всего раз в году – этого явно недостаточно. Нужно придумать еще какой-то праздник. Так появился день имени. Чтобы определиться с датами праздника, она посмотрела календарь. Как тебе известно, ее зовут Иоганна Непомукина Хубертина Мария. Святой Хуберт, чей день мы отмечаем в ноябре, только один – так же, как и Иоанн Непомук. А вот Марий и Иоаннов достаточно много, что весьма приятно! И поскольку, как она сама это объяснила, ей трудно выбрать самый подходящий из этих дней, она будет праздновать каждый! Об этой ее прихоти быстро узнали по всей округе, и вскоре на каждый такой день имени стали приходить подарки и цветы от дальних родственников, соседей и просто знакомых. Ее балкон, смотрящий на монастырский сад, похож на огромную корзину с цветами. Она проводит там много часов за чашкой чая вместе с художниками, скульпторами, музыкантами, певцами и актерами. Впрочем, она благосклонна и к другим людям, но общество людей искусства для нее куда предпочтительней. Но все, кого она приближает к себе, молоды. Стариков она не любит. Мы с тобой уже тоже давно не молоды, но, как ее сыновья, мы всегда будем в ее глазах маленькими мальчиками. И определенно душой наша матушка моложе всех остальных. Настолько она бодра и жизнерадостна. Люди говорят, что, наверное, у нее где-то спрятан волшебный эликсир, но она только смеется.
Конечно, она властная. Никто не осмелится перечить ей в ее доме. Что же касается меня, то, будучи уже вполне взрослым и, следовательно, «воспитанным», я все же плачу ежедневно штраф за свои провинности. Пять марок, если опоздал к завтраку, двадцать марок за ироничную усмешку, тридцать марок, если мне вдруг не понравился кофе, десять марок за угрюмое лицо и т. д. Таким образом, каждый день я отдаю не меньше пятидесяти марок. Она же очень довольна этим новым источником дохода. Она совершенно не ценит деньги и готова помочь каждому, кто нуждается, и сама постоянно берет в долг, как студент. И конечно же она совершенно беззаботно накапливает неоплаченные счета, а потом отдает их тому из нас, кто навещает ее, и мы улаживаем все ее дела безвозмездно.
В остальном же все, безусловно, прекрасно. Я, как и другие, совершенно околдован шармом немолодой женщины, которую мы называем матерью. Все в ней гармонично. Даже едва заметные неточности как будто служат лишь для того, чтобы сделать общую картину еще более привлекательной. И тем не менее эта женщина…
Она отправляется в постель, едва пробьет одиннадцать. Я провожаю ее в спальню, желаю доброй ночи и возвращаюсь в свою комнату. Как-то раз я оставил в гостиной какую-то книгу и спустился, чтобы забрать ее. Проходя по коридору, я осторожно постучал в ее дверь. Ответа не было. Она еще никак не могла крепко спать, поэтому я снова постучал и осторожно приоткрыл дверь. В комнате горел слабый свет. Кровать пустовала. Я прошел через кухню в ее кабинет и увидел, что она сидит в своем кресле. Полностью одетая, она сидела, опираясь локтями на стол и подпирая голову руками. Ее глаза были широко раскрыты и устремлены в пустоту. Я шагнул, сначала бесшумно. Потом я уже попытался привлечь ее внимание. Но она меня не слышала. Я очень испугался – вдруг ей нехорошо? Но вскоре я успокоился. Ведь она дышала. Так что я опустился на диван поближе к ней и стал наблюдать.