Космаец

Бойцы быстро рассыпались по двору, со всех сторон тащили охапки соломы, сена, вязанки душистых веток, приготовленных на корм скоту.

Шум быстро стихал. Люди устраивались на ночлег. Только Ратко, которого посылали часовым, долго не мог найти шайкачу, засыпанную соломой, а когда нашел шапку, испуганно ощупал свои бока: оказалось, что патронташи пусты. Тут он окончательно растерялся.

— Когда-нибудь ты и голову потеряешь, — выругал его Космаец, он должен был разводить часовых. — Собирайся быстрее, или я пошлю тебя к черту некрещеному.

— Вот, вот они, товарищ взводный, нашел патроны, — взволнованно-радостно закричал Ратко, — только погоди немножко, башмаки у меня не держатся, шнурки затяну.

Оживление спадало. Космаец вышел на холм за домом, указал часовым их места на узкой тропинке, приказал разводящему менять часовых каждые полчаса и потихоньку двинулся назад. Вокруг царила тишина, сонная тишина, только вдали стонали голодные горные пропасти, вздыхал лес, остывая от летней жары.

— Раде, я приготовила тебе постель, — встретила его Катица. — Все наши спят во дворе. Вот и для нас соломы принесли.

Катица была без куртки, в тонкой расстегнутой мужской сорочке с короткими рукавами. Она сидела на плащ-палатке, брошенной поверх соломы. Рядом лежал автомат и ремень с гранатами. Из-за скалистых гор вышла луна, блестящая, как начищенный медный котел, вырвала из мрака контуры гор и силуэты строений. Все вспыхнуло лиловатым светом. Космаец прилег и опустил голову на вытянутую руку Катицы. Он молча прислушивался к ее дыханию, видел блестящие глаза, густые тонкие брови.

— Видишь, Раде, какое небо? — провожая взглядом падающую звезду, задумчиво спросила Катица. — Оно всюду одно, всюду звезды и луна, всюду живут под ними люди, где-то мир, а мы воюем. Кто-то может спать в теплой и мягкой постели. А наша молодость проходит в страхе. — В глазах ее блеснули слезы, как капли росы в утренней траве. — Какие мы несчастливые, какая трудная у нас любовь. Я не могу открыто поцеловать тебя, потому что завтра об этом может узнать комиссар.

— Ну и что нам до этого, пусть узнает, — Космаец обнял ее, привлек к себе, взял голову в свои ладони и поцеловал в губы. — Наша молодость гибнет под песни пуль и плач шрапнели, но скоро родится новая молодость, новая жизнь. И тогда мы станем самыми счастливыми людьми в целом свете.

Катица прижалась к его плечу и заснула.

XIII

— Когда кончится война, я прежде всего хорошенько высплюсь. Буду спать два, нет, три дня, целую неделю. Отосплюсь за все эти тяжкие ночи, — Космаец глубоко вздохнул и, не открывая глаз, спросил: — Сколько мы спали?

— Полтора часа… Вставай, Раде, вся рота на ногах. Раздают патроны.

В селе ржали кони, стучали колеса телег, со всех сторон доносились крики ездовых. В свете месяца у дороги виднелись черные силуэты бойцов, слышался топот тяжелых башмаков, бряцание оружия, тихий говор. Иногда короткие желтые лучи фонариков разрывали темноту, и снова горизонт затягивался сероватым лунным светом. В роте никто уже не спал. Чувствовалось, что в село входит новая колонна, она бурлит, как река, здесь есть и подводы, и верховые, идет большой обоз с горными пушками на седлах. С каждой минутой шум становился сильнее. Село всколыхнулось. Крестьяне тоже не спали. В домах зажгли лампы, из труб потянул дым, казалось, все проснулись и собираются двинуться на Дрину.

Село гудело, как растревоженный осиный рой. По дороге на лошадях мчались курьеры. У бревенчатого дома комиссар и командир тихо шепчутся о чем-то. Связной вызывает их в штаб батальона. Всё напряжено, все спешат, как перед отчаянной битвой. Бойцы уже привыкли, по беготне связных они чувствуют, каково положение, спешат разобрать боепитание, набивают обоймы, магазины, чистят винтовки, скорей, скорей, скорей!

А у сеновала Штефек препирается с политруком.

— Пятьсот штук? Да это мне всего на один час, — слышится сердитый голос Штефека. — Мы небось не на свадьбу собрались, а на Дрину… Давай еще коробку.

— Отстань, где я еще возьму. Каждый пулеметчик получил по пятьсот штук, и ни одного патрона больше.

— Каждому по пятьсот, а мне побольше дай, — теперь Влада говорит просительным тоном.

— А ты чем лучше других? — После короткого размышления Стева бросает ему еще сотню патронов и ворчит: — Не люблю, когда люди плачут…

— Столько боеприпасов у нас никогда не было, — замечает Милович, который сидит, поджав по-турецки ноги, и торопливо набивает ленты. — Бедная моя спинушка, вот достанется тебе.

К политруку подходят бойцы и отходят, неся в руках шайкачи, полные патронов, а карманы у них оттопыриваются — так они набиты гранатами.

— Есть у тебя патроны для автомата, Стева? — спросила Катица, когда политрук наконец освободился.

— Для тебя — сколько угодно, — политрук подвинул ей ящик, — где у тебя магазин, давай я заряжу.

— Да нет, не надо, я сама могу, — ответила девушка, жадно рассовывая патроны по карманам. — Где это ты столько раздобыл?

— Дед Иван приготовил для нас подарок, — рассмеялся Стева. — С бригадой пришло шесть подвод и восемь вьючных мулов.