Самый сложным эпизодом для Билла Уэстона был тот, где тело Фрэнка Пула уносится в открытый космос после обрыва соединительного провода. Боумен поспешно садится в капсулу и отправляется на спасение напарника. Кадр, в котором он перехватывает вращающееся безжизненное тело Пула, – одно из чудес «Космической одиссеи 2001 года», и, возможно, самая правдивая передача невесомости во всем мировом кинематографе. Мы видим, как Уэстон в желтом скафандре с оторванным шлангом подачи воздуха вращается в космосе, и пара металлических шарнирных рук приближается к нему слева. Он делает два полных оборота, а затем врезается в эти щупальца своим шлемом, его тело сотрясается от удара. Пока капсула продолжает двигаться слева направо, его тело покоится в железных руках-протезах, словно на руках скорбящей Богоматери.
Из-за того, что капсула был статично установлена под потолком, единственным способом съемки было приблизить к ней Уэстона, а не наоборот. А для того, чтобы казалось, будто капсула появляется в кадре слева, камера должна была двигаться вместе с ним. Чтобы осуществить это, команде Даннинга и рабочим MGM нужно было установить дорожку, по которой двигались канаты Уэстона, на потолке студии. Внизу под тем же углом были выложены рельсы для камеры. И Уэстон, сойдя со своей платформы, и камера, равняясь на него, должны были двигаться горизонтально в сторону.
Как порой случается в киноиндустрии, сам процесс съемки был сопоставимым или даже более впечатляющим, чем результат. Высоко наверху на своей платформе Уэстон был подвешен горизонтально на канатах, невидимых зрителю. На самом низком режиме мотор, соединенный с его креплениями, начал вращать каскадера. Прямо под ним Кельвин Пайк включил камеру, которая была в режиме замедленной съемки. На безопасном расстоянии, рядом с Кубриком, Крэкнелл крикнул: «Мотор!» Команда, отвечающая за канаты, начала двигать вращающееся тело Уэстона через студию к капсуле, которая встречала его с протянутыми рукоятями. Одновременно началось движение камеры, которая двигалась точно под Уэстоном.
За считанные секунды до удара Уэстона группа Уолтера Виверса, управляющая капсулой, опустила его рукояти, захватывая вращающееся тело. Шлем Уэстона ударился о правую рукоять аппарата с громким звуком, раздавшимся в студии. Куски краски разлетелись по полу. Услышав «Снято!» Крэкнелла, съемочная группа выдохнула: они справились. Платформу поспешно приблизили, и Уэстон, освободившись от шлема, глубоко вдыхал воздух. У него не было никаких иллюзий: Кубрик захочет больше дублей.
Много лет спустя, снявшись в восьми частях Бондианы, на полной скорости влетев в озеро на мотоцикле в фильме «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега», исполнив чрезвычайно опасные трюки для «Чужих» Джеймса Кэмерона (после которых он сказал, что «точно кого-нибудь угробит, не сегодня, так завтра»), пройдя через ледяную воду и взрывную пиротехнику на съемках «Спасти рядового Райана», Уэстон был более всего доволен работой с Кубриком. «Я был частью команды, которая создавала историю, и это чистая правда», – сказал он. Раздумывая об «интересном соседстве его безукоризненной режиссуры и низком уровне нравственности», Уэстон заключил, что, в конце концов, «был просто переполнен гордостью».
Обыкновенно не привыкший пользоваться метафорами, он выразился о своей работе над «Одиссеей», вспомнив слова Нитирэна, буддистского пророка XIII века: «Это всего лишь история синей мухи на хвосте лошади, – объяснил Уэстон. – Эта муха может летать со скоростью трех миль в час. Она висит на хвосте галопирующей лошади, которая бежит с такой же скоростью. Думаю, что каждый, кто работал над фильмом, знал, что это нечто невероятное. И каким бы требовательным и несносным ни был Стэнли, все же он был гением».
Не совсем муха на хвосте лошади, скорее рыба на велосипеде – писатель на съемочной площадке, конечно, фигура нелепая и неуместная, и именно таким был Артур Кларк во времена своих визитов в Борхэмвуд. Он был очарован процессом съемок, где многие его заветные мечты с грандиозным размахом становились реальностью. Кубрик также желал, чтобы он был поблизости – хотя режиссер все время был занят, а у Кларка была уйма свободного времени. Кон Педерсон вспоминал его «бегущим рядом с поездом», а Эндрю Биркин назвал его «незваным гостем на свадьбе».
Однако у Эндрю есть и более приятные воспоминания о писателе. Порой Кларк любил поделиться своими мыслями о будущем у кофемашины в главном производственном отделе. Рядом стоял единственный принтер студии, и Биркин часто бывал там, пока работал на должности ассистента. Не смущаясь своей молодой необразованности, он вспоминает следующий диалог:
Кларк: «Ты что-нибудь понимаешь в методах калькуляций?»
Биркин: «Он был до или после Нерона?»
Кларк: «Нет, это был Клавдий».