Космическая Одиссея 2001. Как Стэнли Кубрик и Артур Кларк создавали культовый фильм

Из открытой раны Хэннона сочилась кровь, и его срочно отправили в ближайшую больницу, где пришлось наложить несколько швов. Тем же вечером он вернулся на работу, потрясенный, но живой. «Если бы блок попал ему точно в голову, он бы его убил», – вспоминал Уэстон. И если бы каскадеру не помогли забраться в капсулу, и он бы упал, то однозначно бы погиб сам и убил остальных.

Потрясенный, Кубрик отказался от своих слов о запрете двух канатов. Он также распорядился построить конструкцию вокруг операторов, которые с этих пор должны были носить шлемы. Сам Кубрик никогда больше не находился прямо под каскадером. «Одной из отличительных особенностей Стэнли была его огромная, необыкновенная художественная самобытность. Думаю, с нравственной точки зрения он был немного слабее», – сказал Уэстон. Его замечание было вызвано и другим инцидентом.

В одной из сцен было необходимо, чтобы Уэстон висел спиной к камере, а его тело медленно вращалось. Это был эпизод, где Боумен отправляется на замену одного из блоков «Дискавери». Кронштейн, прикрепленный на оси к потолку, обеспечивал вращение. После часов парения в горизонтальном положении, когда руки и ноги были вытянуты против силы гравитации, поясница Уэстона начала сильно болеть от постоянной нагрузки. Он попросил кусок гладильной доски и рукоять метлы, которые были молниеносно доставлены на платформу, порезаны и вставлены внутрь его костюма. «Это меня повеселило, – вспоминал каскадер. – Примитивные запчасти внутри высокотехнологичного скафандра».

Хотя Кубрик и Крэкнелл могли использовать рупор и подавать команды снизу, никакой коммуникации между каскадером и землей не было. У Уэстона были лишь те 10 минут дыхания и постоянно прибавляющийся углекислый газ. В этих обстоятельствах ему пришлось найти свой способ уменьшения рисков. Когда зрение каскадера затуманивалось, «я вспоминал алфавит в обратном порядке, и пока я мог это сделать, считал, что все в порядке». С командой Даннинга у них была своя сигнальная связь: если он крестообразно протягивал вперед руки, значит, он был на исходе, и его нужно было быстро отцепить. Если он делал так дважды, это была экстренная ситуация, и его срочно нужно было спасать.

Потребовалось почти пять минут, чтобы убрать стартовую площадку из кадра, и столько же, чтобы подвести ее к каскадеру. Вдобавок, после травмы Хэннона Кубрик просматривал кадры только в стороне, «потому что все еще боялся, что на него что-то упадет», – говорил Уэстон. Это, в свою очередь, значило, что после освобождения каскадера и после неминуемых дискуссий внизу, камеру все еще нужно было вернуть на место. Все это занимало еще больше времени и выходило за пределы дыхательных ресурсов Уэстона.

«Когда я впервые отключился, Кубрик был в курсе того, что у меня очень ограничено время», – вспоминает Уэстон. Запас был почти на исходе, воздух становился все более вредным, он стал путаться в алфавитном порядке. Он дал себе еще несколько минут, а затем, мысленно погружаясь в дымку, вытянул руки крестом. Подсвеченный мощным потоком света, медленно вращаясь в черной бездне, современный ангел Рихтера превратился в парящего распятого астронавта. Через шлем Уэстон слышал, как «кто-то обращается к Стэнли: “Мы должны его опустить”». Ответ Кубрика он тоже услышал: «Черт, мы только начали. Оставьте его там! Пусть остается наверху!»

К этому времени он напрягал последние силы, чтобы подать сигналы руками. Затем Уэстон потерял сознание. «Они стащили меня, и я, придя в себя, отправился на поиски Стэнли. Хотел засунуть камеру ему в… Оказалось, что Стэнли уже покинул студию и отправил ко мне Виктора, чтобы тот со мной поговорил». Кубрик не возвращался в студию «два или три дня», – сказал Уэстон. «Я точно помню, что его не было два или три дня… На следующий день и через день я проверял. Очень уж хотелось его увидеть».

Линдон распорядился, чтобы Уэстону предоставили лучшую гримерную, в которой был «холодильник с пивом и всякой всячиной». Ему также выписали несколько дней оплаченного отпуска – по гораздо более высокой ставке. К тому времени как Кубрик мог вернуться в студию и не волноваться за свою жизнь, все было забыто. Все же, десятки лет спустя, Уэстон заметил: «Если Стэнли за что-то брался, все подвергалось власти разрушения».

* * *