Космическая Одиссея 2001. Как Стэнли Кубрик и Артур Кларк создавали культовый фильм

Вклад Кларка в фильм из Коломбо в марте 1966 года во время беспорядка в его личной и профессиональной жизни переосмысляет отрывки в середине фильма, производя именно тот фильм, который мы видим сегодня. Это служит убедительным доказательством ключевой роли, которую он играл даже во время этапа съемок.

* * *

Хотя такой же крутой, как были актеры на съемках, круче, чем Стив МакКуин, Кубрик часто выказывал последствия колоссального давления, когда он приходил домой в конце долгого перегруженного съемочного дня. Постоянные модификации сюжета и концепции давали свои плоды. Все смотрели на него в студии, и он не мог позволить себе ни малейшего признака слабости или неуверенности в себе. Находясь на безопасном расстоянии, однако, иногда он давал слабину. «Я не знаю, что я делаю, я понятия не имею!» – восклицал он с бледным от напряжения лицом. Временами он боролся «с ощущением, что он самое глупое животное, ходящее по Земле», вспоминает Кристиана. Пытаясь найти подход к сцене, он спрашивал: «Это звучит хорошо? Нет. Это звучит на самом деле напыщенно! Тупо!»

Обсуждая с ней проект, он отмечал, что работает над «одним из тех фильмов, где ты каждую минуту думаешь: “У меня есть решение”, когда на самом деле: “Я знаю, что у меня его нет”. Он перечислял людей, которых он раньше считал глупыми или достойными презрения, и говорил: «Я такой же как они. Почему я их критикую? Потому что думаю, что я лучше! Это действительно жалко». Утомленный Кубрик, который, казалось, заканчивает свою декламацию, зацикливался на актере, на диалоге, на неудаче на съемках или на технической проблеме. «Это непосильно, – говорил он. – И почему я решил, что смогу это сделать?

Я не представляю! Я даже не знаю, как… Я просто вырежу всю эту сцену!» Кристиана, состоявшаяся актриса, которая читала его сценарные изменения, усердно следила за изменениями в муже и понимала, что он был истощен, и что это лишь часть его работы, поэтому иногда она не соглашалась с ним и говорила: «Нет, это не правда! Это очень хорошо». После этого он либо пересматривал все, либо тут же приходил к решению, либо выкладывал свои мысли, иногда все это завершая фразой: «Я хочу гамбургер».

«А потом, в пять часов утра, он внезапно говорил: “Может быть, если он сначала придет и скажет это, это может сработать”, – вспоминает Кристиана. – Он находил, что в интеллектуальную игру стоит играть. Я думаю, он часто так делал с собой».

Иногда, после возвращения домой, он думал, что все, что он делал, не имеет никакого смысла, и переписывал все до самого утра, а потом возвращался на студию на следующий день, чтобы объявить об изменениях. Кубрик боролся с глубоким чувством стыда, что он все так неправильно начал и нанял дюжины людей и кучи денег, чтобы реализовать сценарий, который шел одним путем, а теперь он вдруг понял, что он должен полностью идти другим путем.

У Кристианы спрашивали, правда ли все это, правда ли, что великий Стэнли Кубрик на самом деле испытывал чувство стыда из-за его исправлений и модификаций, и она это подтвердила.

«Он чувствовал стыд?»

«Сильно».

«Но он уверенно вел себе в студии».

«Он пытался».

«У него это получалось. Я никогда не слышал, чтобы он…»

«Он это прятал. Он выглядел так, как будто он в себе не сомневается, да. Но он сомневался. У него постоянно были эти вспышки: “Я просто кретин”».

* * *

Снаружи Мозговая комната ХЭЛа, расположенная в павильоне 6, походила на странную инсталляцию: прямоугольник на четыре этажа, покрытый квадратным гнездом из соединенных трубок и планок, его настоящую форму было трудно различить. Поддерживающая установка из сетки была окружена 20-ю равномерно расположенными 10-киловатт-ными прожекторами, которые производили слепящий свет на 20000 киловатт, он был настолько яркий, что на возвышающуюся структуру практически невозможно было смотреть со стороны.

Температура внутри поднималась выше 32 градусов. Комната была построена из темно-серых металлических листов с сотней отверстий, расположенных равномерно и подсвеченных красно-оранжевым светом. Когда зажигали прожекторы снаружи, мозг ХЭЛа подсвечивался со всех сторон так, что он выглядел, по словам оператора Кельвина Пайка, как тостер изнутри. Дулли должен был «убить» ХЭЛа, влетев в люк и методично отсоединив высшие мозговые функции, пока компьютер просил его сохранить ему жизнь. Как и в сцене с аварийным выходом, он должен был быть подвешенным к одной нити проволоки во многих кадрах, но в этом случае не нужно было никакой особой акробатики.

«Я хочу, чтобы это было убийством», – сказал Кубрик Кристиане. Она очень хорошо помнит истоки и этимологию сцены. «Это была идея Артура. Стэнли ее написал. Но именно он, Артур, внедрил концепцию разума, как чего-то живого, – сказала она. – Разум – это жизнь. Если вы сделаете разуму больно, он этого не вынесет. Он знает, что вы его убиваете». Вспоминая о подходе своего мужа, Кристиана сказала: «Для него было очень важно, что компьютер страдает, когда у него вынимают кусочки мозга. Поэтому он подсветил все красным, чтобы все выглядело телесно».