Космическая Одиссея

Проверки были довольно утомительными и показали, как и опасался Андерсон, необходимость проведения восстановительных операций. Профессор считал, что эмбрион не способен выжить, даже если не погибнет в течение нескольких недель после зачатия. Но он заблуждался — Мартин и Дон родились абсолютно нормальными, к тому же красивыми и умными. Правда, мальчиков едва не избаловали обожавшие их родители. Фрэнк и Индра оставались добрыми друзьями, хотя после пятнадцати лет совместной жизни выбрали независимость. Благодаря коэффициенту своих социальных достижений они получили бы разрешение и даже поощрение на рождение еще одного ребенка; но они решили не искушать и без того поразительно благосклонную к ним судьбу.

Одна трагедия омрачила жизнь Пула в тот период; вернее, она потрясла все сообщество Солнечной системы. Капитан Чанд-лер и его экипаж погибли в результате внезапного взрыва ядра кометы, которую они обследовали. «Голиаф» был разрушен полностью, удалось собрать лишь мелкие обломки. Подобные взрывы происходили по причине нестабильности живущих при крайне низких температурах молекул и представляли собой опасность, хорошо известную собирателям комет. Сам Чандлер был свидетелем нескольких таких происшествий. Никто никогда не узнает, из-за каких обстоятельств опытный астронавт позволил застать себя врасплох.

Пул очень скучал по Чандлеру, сыгравшему уникальную роль в судьбе Фрэнка. Никто не мог заменить его — за исключением, пожалуй, Дэйва Боумена, с которым Пул разделил еще одно важнейшее событие своей жизни. Чандлер и Пул планировали снова отправиться вместе в космос — возможно, к облаку Орта с его нераскрытыми тайнами и бесценными запасами льда. Однако всякий раз осуществлению планов мешало несовпадение расписаний, и заветные мечты не сбылись.

Но Пулу удалось, несмотря на запреты врачей, осуществить другую мечту. Он спустился на Землю, и одного посещения оказалось достаточно.

Транспортное средство, на котором он отправился в путешествие, очень походило на прежние инвалидные кресла для людей с парализованными ногами. Коляска была с приводом и надувными шинами, позволявшими ей катиться по относительно ровным поверхностям. А еще она могла летать на высоте примерно двадцати сантиметров — на воздушной подушке, создаваемой с помощью нескольких маленьких и очень мощных вентиляторов. Пул удивился, что такая отсталая техника еще применялась, но инерционные приводы были слишком громоздкими для небольших устройств.

Удобно устроившись в кресле, Пул почти не ощущал, как возрастает его вес по мере спуска в самое сердце Африки, хотя чувствовал, как затрудняется дыхание. Впрочем, на тренировках перед полетом он испытывал трудности и посерьезнее.

Но он оказался не готов к раскаленному, как в доменной печи, воздуху, охватившему его сразу после выезда из гигантского, пронзающего небеса цилиндра — основания Африканской башни. И это утром, а что будет в полдень?

Он едва успел привыкнуть к жаре, как подверглось нападению его обоняние. Бесчисленное множество запахов, незнакомых и довольно приятных, требовало его внимания. Он на пару минут закрыл глаза, чтобы справиться с этим разнообразием.

Не успел он поднять веки, как что-то большое и влажное коснулось его шеи.

— Поздоровайтесь с Элизабет,— сказал его гид, молодой дюжий мужчина в традиционном наряде Великого Белого Охотника — слишком продуманном, чтоб сойти за настоящий,— Она всегда приветствует гостей.

Пул развернулся в кресле и увидел печальные глаза слоненка.

— Привет, Элизабет, — произнес он почему-то слабым голосом.

Элизабет приветственно подняла хобот и издала звук, считающийся в обществе неприличным. Пул не сомневался, что она сделала это из самых лучших побуждений.

Он пробыл на Земле около часа: проехал по опушке джунглей, низкорослые деревья которых невыгодно отличались от растительности Небесного царства, посмотрел на представителей местной фауны. Гид извинился за дружелюбие слишком избалованных туристами львов. Их добродушие компенсировал свирепый вид крокодилов — здесь природа осталась дикой и не претерпела изменений.

Прежде чем вернуться в башню, Пул рискнул отойти на несколько шагов от своего кресла. Он понимал, что позвоночнику придется вынести непривычный вес, но эта задача не казалась ему непосильной. Кроме того, Пул никогда не простил бы себе, если бы не совершил попытки.

Мысль, видимо, была не самой удачной, или подобную попытку следовало предпринять в условиях более прохладного климата. Сделав не более дюжины шагов, он с облегчением вернулся в объятия комфортабельного кресла.

— Достаточно,— произнес он слабым голосом.— Хочу вернуться в башню.

Въезжая в вестибюль лифта, он увидел плакат — раньше он его не заметил из-за волнения, вызванного возвращением на Землю:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АФРИКУ!

Дикая природа сохранит мир.

Генри Дэвид Торо (1817-1862)

Заметив интерес Пула, гид спросил:

— Вы его знали?

Подобные вопросы Пул слышал часто, но в данный момент ему не хотелось ничего объяснять.